Fiora Beltrami
Кости, деньги и Мегуми
ficbook.net/readfic/5501443
Направленность: Джен
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Мегуми Такани, Мегуми в возрасте четырёх лет, её старшие братья-ОМП Кеиши и Такеру
Рейтинг: G
Жанры: Юмор, Флафф, Повседневность, Занавесочная история
Предупреждения: OOC, ОМП, ОЖП
Размер: Драббл, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Вот что случается, когда Рюсэй с женой просят старших сыновей присмотреть за Мегуми.
Посвящение:
Всем поклонникам Мегуми и канона.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
09. 05. 2017
№8 в топе Джен по жанру Занавесочная история
№36 в топе Джен по жанру Флафф
Случайно написалось, сюжетец в голову прилетел.
— Два-пять, хоть бы два-пять! — нервно кусая ногти, худощавый мальчишка лет десяти на вид, во все глаза уставился на игральные кости, брошенные в глубокую глиняную миску.
Сидящие рядом с ним на татами мальчик, который выглядел на пару лет младше него, и маленькая девочка примерно четырёх лет, затаив дыхание, следили за тем, какое число должно было выпасть.
Перед каждым из детей высилась небольшая горсточка из монеток.
— Нет, не выпадет, — обронила девочка, покачав головой с заплетёнными вокруг неё косичками.
— Мегуми, не каркай! — выдавал голос старшего раздражение и мольбу одновременно.
— Три-один, Такеру, — младший оторвал взгляд от миски, на дне которой два игральных кубика предательски щеголяли выпавшими на их гранях числами 3 и 1. — Ну и интуиция у тебя, сестрёнка, — рука его ласково потрепала девочку по кругленьким румяным щёчкам.
— Умолкни, Кеиши! — Такеру сердито фыркнул и хлопнул себя по лбу. — Чёрт, опять продул.
— Мой ход теперь, — Кеиши достал кубики из миски и снова бросил их на дно, и, затаив дыхание, во все глаза смотрел на то, какое значение выпадет. — Шесть-два, ну хоть бы шесть-два!
— Три-пять, — проворковала девчушка, праздно глядя в миску с кубиками.
В то же мгновение лицо Кеиши исказило выражение злого разочарования.
— Мегуми, тебя же просили! — Кеиши подавленно простонал эти слова.
На игральных костях выпало три-пять.
— Как бы то ни было, Мегуми нас обоих сделала, — Такеру отсчитал десять монеток от своей горсти и горсти брата, отдав их довольной девочке.
— Новичкам везёт, — Кеиши погладил по голове разглядывающую монетки сестру. — Итак, Мегуми, надо посчитать твой выигрыш.
— Я же выиграла, чего тут считать? — Мегуми почесала в затылке.
— Самой интересно, сколько ты у нас выиграла? — Такеру подсел ближе к сестре и принялся отсчитывать монеты из её пополнившейся горстки. — Когда мы начали играть, у всех нас было поровну по двадцать монет. Пять монет ты продула Кеиши, но выиграла у меня семь. Сколько у тебя после этого стало?
— Стало… стало… — задумалась девочка, почёсывая виски. — Подожди, я сейчас. О! Стало двадцать две! — воодушевлённо воскликнула Мегуми.
— Потом Кеиши проиграл тебе десять монет и десять монет проиграл тебе я. Это сколько? — экзаменовал Такеру сестру.
— Сорок два, да? — Мегуми смотрела на старшего брата, глаза радостно поблёскивали.
— Всё правильно, ты молодец, Мегуми, — Кеиши похлопал её по плечу.
— Ками всеблагие, дети, вы что устроили?! — не сразу детьми был услышан звук раздвинутых сёдзи их комнаты, где они играли, и возмущённый женский голос.
— Хитоми, дети всего лишь поиграли в кости, — успокаивал женщину её муж, — что тут такого?
— Рюсэй, прекрати им потакать! Они играли в азартные игры, а в азартные игры играют только преступники! — Хитоми пригрозила детям пальцем.
— Мам, пап, но вы же сами просили приглядеть за Мегуми! — напомнил Кеиши.
— Пока вы принимаете роды у Рёко-сан! — вторил брату Такеру.
— Но не учить же маленького ребёнка азартным играм! — хваталась за виски и качала головой Хитоми.
— Хитоми, милая, — Рюсэй отнял от висков руки жены и сжал в своих, — не нервничай так, дети просто играли.
— Но не в азартные же игры, Рюсэй! — Хитоми немного успокоилась, но не переставала поджимать губы и покачала головой.
— Зато я Кеиши с Такеру обыграла! — вмешалась Мегуми, желая разрядить обстановку.
— Зато до сорока двух считать выучилась, — Такеру ласково потрепал сестру по волосам.
ficbook.net/readfic/5501443
Направленность: Джен
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Мегуми Такани, Мегуми в возрасте четырёх лет, её старшие братья-ОМП Кеиши и Такеру
Рейтинг: G
Жанры: Юмор, Флафф, Повседневность, Занавесочная история
Предупреждения: OOC, ОМП, ОЖП
Размер: Драббл, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Вот что случается, когда Рюсэй с женой просят старших сыновей присмотреть за Мегуми.
Посвящение:
Всем поклонникам Мегуми и канона.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
09. 05. 2017
№8 в топе Джен по жанру Занавесочная история
№36 в топе Джен по жанру Флафф
Случайно написалось, сюжетец в голову прилетел.
— Два-пять, хоть бы два-пять! — нервно кусая ногти, худощавый мальчишка лет десяти на вид, во все глаза уставился на игральные кости, брошенные в глубокую глиняную миску.
Сидящие рядом с ним на татами мальчик, который выглядел на пару лет младше него, и маленькая девочка примерно четырёх лет, затаив дыхание, следили за тем, какое число должно было выпасть.
Перед каждым из детей высилась небольшая горсточка из монеток.
— Нет, не выпадет, — обронила девочка, покачав головой с заплетёнными вокруг неё косичками.
— Мегуми, не каркай! — выдавал голос старшего раздражение и мольбу одновременно.
— Три-один, Такеру, — младший оторвал взгляд от миски, на дне которой два игральных кубика предательски щеголяли выпавшими на их гранях числами 3 и 1. — Ну и интуиция у тебя, сестрёнка, — рука его ласково потрепала девочку по кругленьким румяным щёчкам.
— Умолкни, Кеиши! — Такеру сердито фыркнул и хлопнул себя по лбу. — Чёрт, опять продул.
— Мой ход теперь, — Кеиши достал кубики из миски и снова бросил их на дно, и, затаив дыхание, во все глаза смотрел на то, какое значение выпадет. — Шесть-два, ну хоть бы шесть-два!
— Три-пять, — проворковала девчушка, праздно глядя в миску с кубиками.
В то же мгновение лицо Кеиши исказило выражение злого разочарования.
— Мегуми, тебя же просили! — Кеиши подавленно простонал эти слова.
На игральных костях выпало три-пять.
— Как бы то ни было, Мегуми нас обоих сделала, — Такеру отсчитал десять монеток от своей горсти и горсти брата, отдав их довольной девочке.
— Новичкам везёт, — Кеиши погладил по голове разглядывающую монетки сестру. — Итак, Мегуми, надо посчитать твой выигрыш.
— Я же выиграла, чего тут считать? — Мегуми почесала в затылке.
— Самой интересно, сколько ты у нас выиграла? — Такеру подсел ближе к сестре и принялся отсчитывать монеты из её пополнившейся горстки. — Когда мы начали играть, у всех нас было поровну по двадцать монет. Пять монет ты продула Кеиши, но выиграла у меня семь. Сколько у тебя после этого стало?
— Стало… стало… — задумалась девочка, почёсывая виски. — Подожди, я сейчас. О! Стало двадцать две! — воодушевлённо воскликнула Мегуми.
— Потом Кеиши проиграл тебе десять монет и десять монет проиграл тебе я. Это сколько? — экзаменовал Такеру сестру.
— Сорок два, да? — Мегуми смотрела на старшего брата, глаза радостно поблёскивали.
— Всё правильно, ты молодец, Мегуми, — Кеиши похлопал её по плечу.
— Ками всеблагие, дети, вы что устроили?! — не сразу детьми был услышан звук раздвинутых сёдзи их комнаты, где они играли, и возмущённый женский голос.
— Хитоми, дети всего лишь поиграли в кости, — успокаивал женщину её муж, — что тут такого?
— Рюсэй, прекрати им потакать! Они играли в азартные игры, а в азартные игры играют только преступники! — Хитоми пригрозила детям пальцем.
— Мам, пап, но вы же сами просили приглядеть за Мегуми! — напомнил Кеиши.
— Пока вы принимаете роды у Рёко-сан! — вторил брату Такеру.
— Но не учить же маленького ребёнка азартным играм! — хваталась за виски и качала головой Хитоми.
— Хитоми, милая, — Рюсэй отнял от висков руки жены и сжал в своих, — не нервничай так, дети просто играли.
— Но не в азартные же игры, Рюсэй! — Хитоми немного успокоилась, но не переставала поджимать губы и покачала головой.
— Зато я Кеиши с Такеру обыграла! — вмешалась Мегуми, желая разрядить обстановку.
— Зато до сорока двух считать выучилась, — Такеру ласково потрепал сестру по волосам.
-
-
29.12.2018 в 12:56ficbook.net/readfic/3885897
Направленность: Джен
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Беты (редакторы): Мышенька (ficbook.net/authors/10254)
Фэндом: Rurouni Kenshin, Бродяга Кэнсин (кроссовер)
Пейринг или персонажи: Мегуми Такани, Мегуми , двое старших братьев-ОМП Хаяо и Рюноскэ , Рюсэй Такани и его жена Наоко
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Флафф, Повседневность, ER (Established Relationship), Занавесочная история
Предупреждения: OOC, ОМП, ОЖП, Элементы гета
Размер: Мини, 6 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Тот самый день, когда ещё совсем маленькая Мегуми определилась, чему хочет посвятить свою жизнь, по какому пути ей следовать. День, когда она поняла, что хочет идти по отцовским стопам.
Посвящение:
Mako-chan, моя ты лапонька, наконец-то я дописала твой подарок! Надеюсь, тебе понравится. :3
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Моё видение Мегуми в детстве и её жизни с родными.
Дорогая Mako-chan, считай это запоздалым подарком на Рождество от твоей Мисао
Когда Мегуми открыла глаза и протёрла их маленькими кулачками, холодное зимнее солнце подсвечивало промасленную бумагу закрытого окна её комнаты. Мегуми попыталась усесться на своём мягком футоне, но казавшаяся тяжёлой голова закружилась, всё поплыло перед глазами и по всему худому телу девочки разлилась слабость. Она прилегла обратно и ощупала свой лоб тоненькой ладошкой — державшийся всю неделю жар спал, сделанные отцом лекарства прекрасно помогли.
Всю неделю, что пятилетний ребёнок метался в бреду, родители, Наоко и Рюсэй, со старшими братьями Мегуми — Хаяо и Рюноскэ, по очереди сменяли друг друга у постели заболевшей малышки. С младенчества Мегуми росла слабой и болезненной. Съела или выпила что-то очень холодное, любой сквозняк или промокшие ноги в дождливые дни, и здравствуйте, кучи лекарств с простудой и постельный режим.
Хаяо и Рюноскэ даже одарили младшую сестрёнку прозвищем «Я-в семье-дохлятина». Разумеется, Мегуми в восторге от такой клички не пребывала. Всегда кидалась колотить старших братьев маленькими кулачками, стоило ей услышать это из их уст. Мальчишки смеялись так, что аж животы болели, извинялись перед сестрой и умоляли о мире, ласково трепля девочку по худеньким щёчкам и по густым чёрным волосам. Гнев Мегуми сходил на нет. Малышка очень легко обижалась — вспыльчивая, но отходчивая.
Хоть и сердилась Мегуми на старших братьев за это прозвище, но никогда не жаловалась на них родителям, никогда не ябедничала.
Не могла Мегуми похвастать и сильными лёгкими — в четыре года умудрилась переболеть бронхитом, перекупавшись в начале лета со старшими братьями в реке. Правда, она сначала сильно простыла. Бронхит поймала уже от соседского сына, едва оправившись от простуды. Близнецы Хаяо и Рюноскэ ей строго-настрого запретили лезть в воду, но их сестрёнка поступила им наперекор. Да к тому же, пока трое детей — двое девяти лет и одна четырёх, — к вечеру добрели до дома, успело похолодать.
Обычно Мегуми всегда слушала старших — будь то родители и даже братья, но в этот раз ей стало завидно при виде весело плескающихся в реке Хаяо и Рюноскэ. Лёжа с бронхитом в постели, девочка вдоволь наелась сентенциями братьев, присматривающих за ней, чтобы отец с матерью поспали хоть немного.
Каждый раз, когда Хаяо и Рюноскэ брали с собой рыбачить сестрёнку, Наоко напутствовала сыновей:
— Только не разрешайте Мегуми долго в воде плескаться!
— Сами знаете, ей заболеть — раз плюнуть! — кричал вдогонку Рюсэй радостно смеющимся и улыбающимся детям.
В этот раз, выдавшейся особенно снежной и холодной зимой — когда ребятня с хохотом обкидывает друг дружку снежками, лепит снеговиков и строит крепости, когда сами боги велели предаваться веселью, у Мегуми снова достало таланта подхватить тяжёлую простуду. Мать, отец и братья всех святых благодарили, что не воспаление лёгких.
Неделю назад Мегуми среди ночи проскользнула из дома на улицу, в одной лёгонькой юкате и надетых на ноги таби с дзори — всё существо малышки рвалось на помощь серому котёнку, застрявшему на сливовом дереве во дворе дома. Ни родителей, ни братьев тревожить не хотела, ведь они так крепко спали…
Накинуть на плечи хотя бы шерстяную шаль, не говоря уже о хаори, любящая животных девочка не догадалась, да и не тратила особо время на раздумья, не до этого ей было.
На тот момент, когда маленькая Такани как раз спасала четвероногого кошачьего малыша, попавшего в такую ловушку по собственной неосмотрительности, бедный котёнок сорвал голос — уж очень долго и жалобно мяукал во всю силу своих связок. Почувствовав своим маленьким тельцем ткань юкаты и тепло детских ручек, котёнок вцепился намертво своими коготками в одежду ребёнка, пришедшего ему на выручку.
Котёнка-то Мегуми с дерева сняла, принесла домой, напоила молоком и размельчила для нового жильца варёное мясо, выловленное ею из супа. На следующий день девочку свалила с ног на футон высокая температура. Лицо и всё тело пылало жаром, сильно бил озноб и слезились глаза, привязались насморк и жуткий кашель, и от этого кашля лёгкие раздирала боль. Живот болел тоже.
Старался совладать со своими страхами отец, вливающий в рот дочери настойки, заставляя девочку запивать водой горькие порошки. Мегуми кашляла, отплёвывалась, но покорно принимала все лекарства. Беззвучно плакала мать, глотая слёзы, как и муж — они больше всего на свете страшились того, что болезнь унесёт жизнь их дочери. Наоко помогала Мегуми выпить молоко с мёдом — дабы это перебило отвратный вкус лекарств.
— Мамочка, папуль, братишки, — шептала горячо девочка, которую била дрожь, — я правда ни за что не умру! Никогда! Обещаю!
И эти простые в своей искренности слова на клочки рвали сердца родителей и братьев. Хаяо и Рюноскэ тоже ночевали возле больной младшей сестры.
Мегуми была поздним ребёнком, не отличалась крепким здоровьем, хоть рождена в семье потомственных и талантливых врачей. Любимица родителей и братьев, дальней родни, соседей, да вообще половины городка.
Многие в Айзу любили Мегуми за её светлую улыбку и щедрую натуру — малышка была совсем не жадной, всегда поделится последней лепёшкой с кем-то. Чиста душой, мыслями и сердцем, вся полна наивности и нежности. В маленьком и хрупком теле ребёнка нашёл пристанище благородный дух. Тёмно-синие глаза излучают доброту и тепло. Любили Мегуми за миролюбивый нрав и нежно-утончённую красоту фарфоровой куколки, за чуткость и отзывчивость.
-
-
29.12.2018 в 13:01— Красиво как, а сколько снега выпало! — вслух восхищалась Мегуми видом из окна — деревья и земля с цветами, скрытые снежным одеялом, под лучами солнца снег дивно искрится множеством бликов. На заднем дворе тепло одетые Хаяо и Рюноскэ бросаются снежками из-за выстроенных снеговых укрытий. За увеселениями мальчишек безмолвно наблюдали снеговики.
— Хаяо, Рюноскэ! — Мегуми помахала ручкой обернувшимся на её зов братьям. — Я тоже с вами хочу в снежки поиграть!
— Мегуми, живо в постель! — выкрикнул Хаяо, встревожившись за легко одетую сестру у открытого окна, да ещё в такой холод. — Отец разве разрешил тебе вставать?
— Но я всю неделю на футоне пролежала! — девочка обиженно надула губы.
— Иди в постель, Мегуми, — вторил брату Рюноскэ, — и окно закрой. Только ведь переболела.
Оба брата явно очень переживали за её здоровье.
— Мне намного лучше — жара и кашля с насморком больше нет! — уверяла их бодро Мегуми. — Я в порядке.
Чтобы у братьев не оставалось сомнений, девчушка сипло после простуды рассмеялась, широко улыбнувшись. Бледность после перенесённой болезни ещё не сошла с её лица. Ребёнок только сегодня встал на ноги и нетвёрдо на них стоял.
— Мама рисовых кексов напекла, — обронил как бы невзначай Рюноскэ. — Поела бы… Кексы в гостиной.
— Мы тебе пять штук приберегли, — Хаяо послал сестре воздушный поцелуй, она ему тоже. — Ты же у нас известная сластёна.
— Спасибо вам, братишки! — крикнула им Мегуми и только после этого плотно закрыла окно.
Девочка дошла до сёдзи, отодвинула их, перешагнула порог своей спальни и вприпрыжку побежала в гостиную вниз по лестнице, иногда спотыкаясь на ходу.
Там же, в гостиной, она и застала пьющих чай родителей.
— Мама, папа, а вот и я! — дала им малышка знать о своём присутствии, усевшись с ними за низенький столик и взяв один кекс с подноса. Откусила кусочек от лакомства и улыбнулась, крепко зажмурив глаза от удовольствия.
— Мегуми, я ведь пока не разрешал тебе вставать с постели, — нотки тревоги за дочь всё же угадывались в строгом и спокойном голосе Рюсэя.
— Мегуми, тебе уже лучше? — Наоко села поближе к дочери и ощупала её лоб, коснулась его губами.
— Да, со мной правда всё хорошо, — чуть внятно проговорила Мегуми, дожёвывая кекс.
— Мы места себе не находили, детка, — Наоко усадила дочурку к себе на колени и крепко обняла, поцеловав в чёрную макушку. — Никогда не делай так больше, поняла?
— Да, мама, — Мегуми обвила ручками мамину шею.
— Хаяо и Рюноскэ от тебя тоже не отходили. Сильно о тебе переживали. — Рюсэй улыбнулся дочери.
— Да, я знала, что они, как и ты с мамой, за мной смотрели, — Мегуми освободила шею мамы от своих рук и принялась за второй кекс. — Мамуль, ты прекрасный повар!
— Спасибо, моя принцесса, — Наоко погладила девочку по волосам.
— Талантливые люди во многом талантливы. Мама тому пример, — Рюсэй подмигнул жене, ответом ему стала её кокетливая улыбка и задорные искорки в тёмно-синих глазах.
Сорок вторую весну разменяла его Наоко, но по-прежнему пленительна. Никогда доктор Такани не перестанет восхищаться своей супругой, которая тремя годами его моложе. Длинные и густые чёрные волосы с тёмно-изумрудным отливом, тонкие и острые черты лица, пухлые губы и хитринка во взгляде.
Мегуми всем пошла в маму, как и Рюноскэ с Хаяо. Вот спокойным нравом она пошла в отца.
Пару часов этак точно Мегуми посидела с матерью и отцом, которые весело болтали обо всём произошедшем на днях: заваливший всё и вся в Айзу снег, планы на ближайшее и не очень будущее, проказы серого малыша-котёнка Кайто — спасённого с дерева Мегуми. Потом к ним присоединились прибежавшие с улицы, раскрасневшиеся от активных игр в снежки и запыхавшиеся, прерывисто дышащие Хаяо и Рюноскэ. Разговоров стало больше. Например, куда бы вся семья могла съездить отдохнуть, или с кем из соседских сыновей озорные и шустрые близнецы умудрились повздорить и подраться. Мегуми же молча сидела у мамы на коленях, с интересом слушала родителей и братьев, поедая рисовые кексы, сготовленные Наоко для мужа и детей. Довольная улыбка не сходила с беленького дивного личика Мегуми.
Покончив с кексами, досыта ими наевшись и напившись чаю, девчушка сползла с таких уютных материнских колен и удалилась из гостиной, напоследок пожелав родным приятного дня.
В её очаровательной и умной головке уже зрел один план…
Тихой сапой Мегуми прокралась в папин рабочий кабинет на первом этаже. Порывшись во многочисленных ящичках письменного стола Рюсэя, маленькая искательница извлекла на свет все бинты и всю корпию с тончайшими золотыми нитями и иглой для зашивания ран.
Неловко удерживая всё это добро в тоненьких детских ручках, Мегуми прошмыгнула обратно в свою спальню.
Уселась в уголке и принялась лечить собственных пациентов — тряпичных зверюшек и кукол. С перевязками у неё дело более-менее ладилось, но вот зашивать «раны»…
Пока девочка позаботилась должным образом о «боевых увечьях» любимой куклы Сэцуко — большая дыра на спине, все пальцы себе иглой исколола, но даже и не думала из-за этого плакать. Рядом вертелся Кайто и смешно бил Мегуми по руке крохотными лапками, но не выпуская коготков.
— Кайто, имей совесть, — ласково посмеивалась Мегуми, мягко отстраняя от себя котёнка. — Тебя до отвала накормили, дай мне моими больными заняться, — заявила девочка с важным видом, избрав объектом своих забот зайца с оторванным ухом.
Кайто повернулся спиной к Мегуми, продемонстрировав ей свою филейную часть, и с видом оскорблённого божества прошествовал к футону, на котором улёгся дремать.
— Наоко, дети! — слышались на весь дом возгласы Рюсэя. — Никто не знает, куда игла с нитями и бинты с корпией подевались? Найти никак не могу!
Тяжёлая отцовская поступь слышится уже возле её комнаты. В следующую же минуту Рюсэй перешагнул порог апартаментов Мегуми.
«Улики скрывать поздно», — промелькнула у девочки в голове мысль, а сама малышка прятала зайца с не до конца пришитым ухом за своей спиной.
Доказательства, что в кабинете у Рюсэя хозяйничала именно его дочь, лежат у ног девчушки — бинты и корпия.
— Ага! — Рюсэй чуть прищурил глаза, с тёплой иронией глядя на маленького доктора. — Так вот кто все мои медицинские принадлежности повытаскал!
— А я просто в больницу играла, — состроила Мегуми самое невинное выражение своего прелестного личика, на какое только была способна. На губах широкая улыбка, глаза наивно взирают на присевшего рядом с ней отца.
— Ну-ка, повтори, во что играла? — переспросил врач.
— В больницу. Я доктором была, а вот больные, — Мегуми разложила перед папой все свои игрушки. — Я тоже хочу стать врачом — как ты, когда вырасту! — мечтательный огонёк зажёгся в тёмно-синих глазах ребёнка.
— Учиться упорно и долго придётся, дочур. Это очень благородный, но и тяжёлый труд, — Рюсэй назидательно поднял вверх указательный палец.
Предупредить дочь о ждущих её трудностях на пути к мечте — его обязанность, долг.
— Я буду учиться и трудностей никаких не боюсь! — пылко и с азартом воскликнула Мегуми. — Вот только…
— Что, моя хорошая? — Ладонь отца погладила волосы девочки.
— Приделаешь зайке ушко и зашьёшь нормально рану Сэцуко? — Мегуми отдала отцу в руки зайца и куклу. — А то я не умею…
Девочка улыбнулась, пожала плечами и беззаботно засмеялась. Смеялся и Рюсэй, решивший на днях разъяснить дочери, что раны куклам и зайцам медицинскими иглами и нитями не зашивают, поскольку для этих целей существуют иглы и нити швейные.
-
-
29.12.2018 в 13:02ficbook.net/readfic/3642368
Направленность: Джен
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Сайто/Токио, Иджи, Хаджиме Сайто
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Повседневность, Hurt/comfort, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC, Элементы гета
Размер: Драббл, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Сайто привёз осиротевшего Иджи в свой дом, зная, что Токио будет рада о нём позаботиться. Немного о жизни Иджи в семье Хаджиме
Посвящение:
Читатели, лапоньки, это вам :3
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Иджи уже больше года прожил в доме Сайто Хаджиме и его жены Токио. Семья полицейского была бездетной, так что Токи охотно поддержала идею своего мужа усыновить осиротевшего ребёнка, у которого никого из родных в живых не осталось по вине великана Синкаку, терроризирующего Шингецу — родное селение Иджи.
Сайто и Токио представляли из себя хоть и контрастную, но очень гармоничную и дружную пару. Невысокая и худенькая рыжеволосая Токио привыкла немного наивно глядеть на мир своими широко распахнутыми светло-карими глазами. Иджи ни разу не замечал за ней, чтобы она спорила или дерзила своему супругу. На её маленьких губках бантиком всегда мелькала приветливая улыбка. Манера говорить была неторопливой и спокойной. Нравом она обладала кротким и никогда не напрашивалась на конфликт, да и Сайто никогда не давал ей повода к недовольству.
Полицейский являл собой полную противоположность своей жене: характер его нельзя назвать простым. На работе он давал волю своему языку — не менее острому и ядовитому, чем жало скорпиона, что Иджи как-то раз довелось увидеть, когда он принёс ему на работу заботливо приготовленный Токи обед.
Распекаемые за дело подчинённые заливались краской и порой не знали, куда деть глаза. Требования к ним Сайто предъявлял такие же высокие, как к самому себе. Тигриные глаза глядели умно и надменно, и лишь в кругу пополнившейся семьи взор его теплел.
Свои язвительность и сарказм по окончании рабочего дня он оставлял за порогом дома. Всегда такой хладнокровный, высокомерный, острый на язык и суровый, дома он перевоплощался в нежного и заботливого мужа, преданно любящего свою очаровательную и добрую жену.
Абсолютно разные, Токио и Сайто тем не менее отлично уживались вместе. Обладая бездной терпения, Токи умела сглаживать острые грани нелёгкого характера своего благоверного.
С Иджи Сайто обходился как со взрослым, будучи к нему строгим, но всегда справедливым. Каждый день, когда у бывшего синсена выдавались свободные часы, он учил своего подопечного владению мечом и рукопашному бою, что у мальчика получалось весьма недурно.
Токи же наоборот всячески баловала его своими кулинарными шедеврами, готовить которые она была большая мастерица. Дарила своему сыну заботу, ласку и материнскую нежность, в которых Иджи ещё очень нуждался, несмотря на то, что гибель брата и родителей заставила его повзрослеть слишком рано. Отец, мать, старший брат Ичиро — три дорогих ему человека. Три незаживающих шрама на душе, которым не изгладиться вовек.
Узнав историю ребёнка от мужа, Токио прилагала очень много усилий, чтобы хоть немного облегчить боль утраты мальчиком его близких.
— Я вижу, моя дорогая, ты очень привязалась к мальчику? — Сайто затянулся сигаретой и выпустил изо рта кольцо дыма.
— Иджи потерял своих родителей и брата, у нас вот уже несколько лет брака не выходит зачать дитя… Я люблю его, порой мне кажется, что он нам родной — не приёмный, — Токи с ласковой кротостью улыбнулась мужу, — для меня Иджи — ответ на мои молитвы Будде послать нам дитя…
Сайто ничего не сказал, лишь улыбнулся жене в ответ, душой и разумом разделяя её мнение.
-
-
29.12.2018 в 13:06ficbook.net/readfic/5078232
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Кеншин Химура, Каору Камия, Миодзин Яхико, Саноске Сагара, Мегуми Такани, Выяснение отношений
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Ангст, Драма, Занавесочная история, Пропущенная сцена
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 3 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Для Кеншина, Каору и их друзей настал последний день. Обычно в такие дни мы выше ценим жизнь.
Самое время покаяться перед дорогими людьми во всём плохом, что мы им невольно или по злобе причинили. Время быть искренними до конца.
Посвящение:
Моим читателям и поклонникам канона с героями
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Перезалив моего фанфика
Вовсю властвовал за стенами додзё Камия богатый на солнечные дни май. Лучи дневного светила скользнули через открытое окно на заставленный яствами маленький столик из дерева. Кувшин сакэ, сасими и суси, онигири и рисовые кексы. Не очень густо, но всё же не бедно.
Тишина гнетуще давила на всех сидящих за столиком людей, резала слух больнее любой остро заточенной катаны.
На лицо Каору будто некто незримый поставил печать еле тлеющей надежды и тревоги. Обычно всегда весёлый и обожающий вкусно поесть Яхико сидел в позе лотоса и глядел букой, не притрагиваясь к еде. Смотреть на пищу не мог — настолько на душе у мальчика было склизко и холодно.
Привыкшая всегда держать себя в руках и закрывать все свои чувства на замок, сражаться до последнего — чего бы это ей ни стоило, Мегуми сидела на татами — сиротливо обняв себя за плечи и печально глядя в стену, даже тени улыбки не видно на чувственных и нежных губах.
Сано стоял на коленях между Мегуми и Каору, сложив перед собой ладони. Шёпотом он молился всем богам — каких только знал и помнил, умолял Будду простить ему сделанные им когда-то дурные деяния. Вот только Сано даже шёпотом говорит громко — его молитвы слышали все. Сагара прослыл закосневшим безбожником не только в кругу своих друзей, но и на добрую половину Токио. Бывший боец по найму всегда считал и открыто называл себя убеждённым атеистом, и вот теперь он молится — это было бы смешно, не будь повод таким грустным.
Кеншин же мирно попивал чай из кружки и улыбался в своей обычной манере — светло, искренне, но с печалью напополам. Лицо Химуры хранило выражение безмятежности. Он весь преисполнился смирения перед тем, что грядёт.
— Каору, ты знаешь, я… — Яхико запнулся посередине фразы. — Я вечно тебя обзывал крокодилом, толстой енотихой и уродиной. Я очень жалею, что говорил всё это. Я говорил эти слова, не подумав, в запале. Прости меня, если достанет сил. И за дуру прости тоже — я ж тебя и так честил, хотя ты далеко не тупая. — Мёдзин повинно опустил голову.
— И ты меня прости, Яхико, за все обидные слова, сказанные мною в твой адрес. Ты совсем не злой и не противный мальчишка, ты не бездарность и не идиот. Очень способный и у тебя живой, гордый нрав. — Каору с нежной кротостью улыбнулась ученику. — Мегуми, ты тоже прости, что вечно тебя стервой и язвой называла, а ведь благодаря тебе мы все быстро идём на поправку после ранений и болезней. Кабы не твой талант врача, Сано с Яхико и Кеншин с нами сейчас бы не сидели.
— И ты прости меня, Каору. Я ведь тоже в долгу не оставалась — обзывала тебя тупицей, мужичкой, грубиянкой и посредственностью. Кокетничала с Кенни, чтобы тебя позлить, — грустная улыбка на мгновение тронула губы Мегуми.
— И вы все меня тоже простите, — Сано прокашлялся, чтобы избавиться от кома слёз в горле, — Кеншин, я вмазал тебе «за встречу» — разыскав тебя после твоего ухода в Киото. Яхико, тебя я только после дождика в четверг, да ещё и в полнолуние не поддевал насчёт твоего возраста, да и оплеухами награждал, бывало… А что до тебя, Мегуми, то мне до сих пор перед тобой чудовищно стыдно за мои слова, что ты источник всего зла и «опиумная женщина». Тебя по макушку вываляли в этом дерьме, а я ещё тебя в это лишний раз носиком ткнул. На самом деле я считаю тебя очень светлым и добрым человеком. Когда я говорил тебе все эти жестокие слова, мой язык не был связан с горящим от негодования и горя мозгом. Я беру все эти свои злые слова назад. Без твоего лечения мне бы мою правую руку ампутировали к чёртовой бабушке. Каору, прости меня, что постоянно норовил тебя подколоть и жрал за твой счёт, как и за счёт Яхико с Мегуми — они перманентно расплачиваются с Тай за мои долги по обедам в «Акабэко». Ну, вы все поняли, что мне очень жаль.
— Знаешь, Сано, я ведь тоже не Ками-сама, не святой — сам хорош. Всегда тебе взаимностью отвечал. — Яхико тускло рассмеялся. — Я на тебя и Каору не держу зла.
— Я тоже ничуть на тебя не злюсь, Яхико. Рада, что ты думаешь так же, — Каору облегчённо выдохнула. —
Сано, Кеншин… Я и перед вами виновата в том, что мне случалось огреть вас по головам шинаем. — Девушка стыдливо опустила глаза.
— Прошлое оставь в прошлом, где ему и место, Малышка, — Сано по-родственному потрепал Каору по щеке и хлопнул по плечу.
— Ваш покорный слуга не умеет копить обиды на лучших друзей и любимую девушку… Ой! Оро! — Кеншин прикрыл рот ладонью, хотя было поздно — слова, вертевшиеся на языке, слетели с губ бывшего хитокири. — Простите, что я был так преступно робок с вами, Каору-доно, что трусливо бежал от своего чувства к вам… Простите глупца…
Эти слова произвели на Каору эффект упавшего ей прямо на голову небосвода. От счастья и сладостной муки у неё так сильно грудь свело, что и вздохнуть тяжело, словно в ледяной ручей зимой шагнула.
Слёзы защипали ей глаза, горло сдавил спазм.
— Кенси, а я думала, что девушку во мне ты в упор не видишь! — Каору с радостно-скорбным смехом, почти на грани истерики, кинулась на грудь Кеншина, спрятав своё сияющее дивное личико в его любимом ги. — Я и понятия не имела, что у нас всё взаимно!
Ничего не понимающий Кеншин просто мягко улыбался, прикрыв глаза, гладил по спине Каору и целовал в чёрную макушку.
— Сано, — обратился Кеншин к другу, немного придя в себя, — ты меня тоже прости за то, что дважды тебя отделал — в первые дни знакомства и когда ты с Цунаном Цукиокой решил взорвать здание управления, дабы устроить революцию.
-
-
29.12.2018 в 13:07— Кеншин, наконец-то я могу не скрывать от тебя больше всего того, что ты во мне пробудил! — Каору всхлипывала и вздрагивала, крепче вцепившись в рыжеволосого мечника.
— Я могу сказать то же самое, милая Каору-доно, — объятия Химуры стали куда более пылкими, от чего Каору блаженствовала.
— Ну всё, начались розовые слюни и сахарные сопли, — хмуро буркнул Яхико, растянувшись во весь рост на полу.
— Надо же, к каким приятным последствиям иногда может привести одна оговорка, — Мегуми хихикнула в ладонь. — Каору, Сано, во мне тоже нет злобы на вас. Вы же мои друзья, как и Яхико с Кеншином, причём самые лучшие на свете — замены вам никогда не найти. Ты уж прости меня, Сано, — Такани миролюбиво улыбнулась молодому человеку. — Мне тоже есть, в чём пред тобой повиниться.
— А тебе-то в чём предо мной каяться? — Саноске взяла оторопь, стоило ему услышать эти слова от той, кого он прозвал хитрой лисицей и ведьмой. Обычно она доводила его до глухо клокочущей в душе ярости, которая всегда выплёскивалась только на предметы и никогда на кого-нибудь живого, своими шуточками на его счёт и неиссякаемыми тонкими подколками с прозвищами. Но то, что она решила признать свою вину в чём-то перед ним… Для Сано подобные заявления от Мегуми явились просто ошеломительным потрясением.
— Да есть, за что, Сано. Я ведь часто обзывала тебя лохматым болваном, вечным инвалидом, идиотом и кретином, сенсеем в области тупости, петушьей башкой… В житейском плане ты очень даже умён, хоть и не учился в академиях. За ухо тебя таскала, будто мальчишку. Поднимала даже руку на тебя, била своим докторским чемоданчиком… Так что я тоже тебя прошу меня простить и очень стыжусь всего сказанного с совершённым по отношению к тебе.
Своей холёной и тонкой рукой Мегуми ласково потрепала Сано по его лохматой голове. Сагара перехватил девичье запястье и прижал руку Такани к своей груди. Этот жест сильно поразил девушку, но своей руки из руки бывшего наёмника не вырвала, придвинувшись ближе к нему.
— Я унесу в могилу твой образ, Мегуми — слабое утешение, но хоть что-то, а я так хотел всю свою жизнь связать навсегда с тобой одной… — Саноске скрипнул зубами от злости на себя, за своё бессилие помочь хоть как-то друзьям и любимой им девушке.
— Сано, неужели ты… — Мегуми осеклась и смущённо смолкла. Крайне редко её удавалось кому-то смутить, а тут… Какой-то день откровений, не иначе, который они все могут и не пережить. — Так ты любил меня? Как давно?
— Всегда любил, по сей день. Перед смертью не налюбишься, как и не надышишься. Увы, жизнь мы учимся любить и ценить лишь тогда, когда ощущаем близость смерти. — Сано трепетно коснулся губами тыльной стороны ладони Мегуми, а девушка крепко прижалась к нему.
— А ведь я не знала… — говорила сама себе Мегуми еле слышно, сокрушаясь и проклиная их общий тяжкий жребий. — Просто не понимала этого тогда. Ты любил меня и любишь до сих пор, но теперь всё пропало! — раздавленная чувством близкой неизбежности зла, Мегуми склонила голову на плечо своего самого верного пациента. Как оказалось, друга в ней всё это время он не видел никогда.
Уныло тикали часы в гостиной, точно желая окончательно добить двух девушек с двумя мужчинами и одним мальчиком.
Сегодня целиком и полностью обед был на Каору.
Примечание к части
Над додзё с утра стоит жалобный вой.
Бьётся Кеншин об пол головой.
Яхико с Сано могилу копают,
Скорбно Цубамэ цветы собирает.
В страхе Мегуми скульптурой застыла -
Это Каору супов наварила.
-
-
29.12.2018 в 13:08ficbook.net/readfic/5498248
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Саноске Сагара, Мегуми Такани, Саноске, Мегуми
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Ангст, Повседневность, Hurt/comfort, AU, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Спешл к моей заявке и к фанфику "Мы пойдём другим путём". Саноске уже давно живёт у Мегуми и привыкает к жизни простого мирного парня после годов в Джиппонгатане. Но прошлое не хочет оставлять Сагару в покое, так или иначе напоминая о себе.
Посвящение:
gaijinko, это тебе. Прости, я так соскучилась по новым главам, что написала фанфик к твоему фанфику.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
ficbook.net/readfic/4295659
Фанфик написан к этому фанфику. Это я так тоскую по продолжению.
А вот и заявка - ficbook.net/requests/256748
Сменившие отгоревший жаркий летний день тьма и прохлада опустились на Токио подобно едва осязаемому покрову. В открытое окно смотрела своим единственным глазом-луной ночь. Принесшая раскалённому городу избавление от летнего зноя ночь. Россыпь далёких звёзд, льющая холодный свет.
Саноске давно отвык наслаждаться красотой ясных и тихих ночей, когда чистые небеса усеяны крупинками звёзд, и так ласково поветрие. Жизнь хитокири на службе Макото Шишио как-то не оставляла времени на наслаждение красотами земного мира и притупила с годами способность ощущать мир во всём его ярком многообразии.
Устраняя с дороги врагов его патрона, когда задуматься о том, как прекрасны закаты и солнечные затмения, как красиво солнце играет бликами на спокойной глади моря? Вот Сано и не задавался всеми этими вопросами, выслеживая и убивая любого, кто встанет на пути у Макото Шишио, не особо раздумывая, придёт ли ему за это воздаяние или же нет. Убивать людей по приказу выжившего после сожжения хитокири не особо ему нравилось. Шишио жаждал отнять власть у правительства Мэйдзи, Сано жаждал отомстить за расправу над капитаном Содзо Сагарой и войском Сэкихотай. На этом и сладили.
Но сейчас всё было по-иному.
Куда больше Сано нравилось мастерить из бумаги зверюшек и цветы детям сейчас, когда он оставил кровавый путь режущего меча, когда наконец-то может зажить спокойно, без всех этих убийств, преследующих его даже во сне. Намного счастливее он себя чувствовал, каждое утро идя работать в клинику вместе с Мегуми и вместе с нею же возвращаясь поздним вечером домой, или оставаясь в клинике доктора Огуни, когда Мегуми выпадали ночные дежурства.
-
-
29.12.2018 в 13:08Страх, выедающий Саноске душу, что кто-то из его прошлого наёмного убийцы может его разыскать и выместить злобу на ни в чём неповинной Мегуми, постоянно был с молодым человеком, не оставляя даже во сне.
Этой поздней ночью, вернувшись после напряжённого дня в клинике, Саноске пожелал как обычно доброй ночи Мегуми, прошлёпал голыми ногами к себе в комнату и расстелил футон для сна, думая, что вот сейчас моментально уснёт. Да только сон к нему пришёл совсем не радостный и не наполненный светом. Снова ему снились все те, кого он убил: министр Окубо, пятеро коррумпированных чиновников, трое пытавшихся сбежать из Шингетсу крестьян и сотни других людей. Как будто вживую Сано слышал их предсмертные крики. Он пытался во сне от них сбежать, скрыться, отмахнуться. Тени убитых заставляли его обернуться в их сторону. И, когда Сано оборачивался, все убитые им люди обращались в распростёртую в луже крови Мегуми. Самый жуткий для него кошмар — видеть, пусть и во сне, убитой его кицунэ-сэнсэя.
Вот и в эту ночь старый кошмар не преминул навестить юношу, доведя его до дикого крика, заставившего мирно спящую в соседней комнате Мегуми подорваться с тёплого футона и опрометью кинуться в комнату Сано.
— Саноске, ты в порядке? Всё с тобой хорошо? — обеспокоенно спрашивала его Мегуми, рухнув рядом на футон и взяв за руку, поглаживая пальцы. — Всё хорошо?
— Прости, что разбудил, Мегуми, — проговорил Сано виновато, — опять эти сны…
— Твои сны — всего лишь сны, этого никогда не случится, будь уверен, так что всё будет прекрасно, — Такани ободряюще похлопала по спине молодого человека.
— Если бы всё для меня было так легко… Мегуми, опять эти убитые мною люди превращались в тебя, понимаешь? Вот что ужасно — даже во сне лишиться тебя, вот чего я больше всего боюсь!
— Не бойся, Сагара, никогда не потеряешь, — девушка покрепче стиснула его в объятиях и похлопала по спине, — всё у нас сложится прекрасно.
— Мегуми, ты знаешь о моём прошлом, причём знаешь, какой я был мразью, и всё равно так добра ко мне? — Сано приподнял девичье лицо за подбородок, заглянув в омуты тёмно-синих глаз.
— У многих, если вдумчиво копать, найдётся пара скелетов в шкафу, — Такани взяла парня за руку и сжала в своей руке. — Я верю, что этими руками ты спасёшь намного больше жизней, чем отнял. Я не знаю хитокири Занзу, но зато я знаю Саноске Сагару, которого взяла в ученики и который очень добр к своим друзьям.
— Знаешь, Мегуми, я ведь только совсем недавно понял, что для меня по-настоящему важно. Просыпаться ранним утром на работу в клинику и возвращаться оттуда домой с тобой. Видеть радостные лица детей, которым делаю журавликов. — Сано бережно провёл рукой по плечу сидящей рядом с ним Мегуми. — Я понимаю, как ужасна была моя жизнь убийцы, что многим людям я принёс страдания. Но я клянусь, что стану таким же хорошим врачом, как ты. Буду спасать жизни, а не губить их, и всегда буду тебя защищать!
Мегуми, поражённая словам Саноске, просто крепко обняла его, не найдя, что сказать. Впервые эти слова она слышала от мужчины. Впервые мужчина так давал ей понять, что она ему дорога, и это взволновало её.
— Ну всё, Сано, время позднее, нам завтра обоим рано на работу вставать, — сказано было ею это, чтоб рассеять неловкость, — ложись спать.
— Мегуми, а ты бы не могла побыть рядом со мной? Пожалуйста, Мегуми. С тобой эти сны не приходят ко мне, — прозвучали его слова с мольбой.
— Ну, если ты так того хочешь, я останусь, — Мегуми ласково потрепала Сано по его лохматой голове и улыбнулась.
В этом ему не уступить она не могла.
-
-
29.12.2018 в 13:09ficbook.net/readfic/5452508
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Саноске Сагара, Мегуми Такани, Мой любимый СаноМег
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Ангст, Психология, POV, Hurt/comfort, AU, ER (Established Relationship), Пропущенная сцена
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 9 страниц
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Уже год живя в Айдзу и работая врачом, Мегуми предоставлена самой себе - переосмыслить свою жизнь и своё отношение к некоторым людям, которые появлялись в её жизни.
Посвящение:
Всем, кто любит пэйринг СаноМег. Писала под впечатлением от фанфика "Ночь над Айдзу".
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Тащите уже тапки и яды, я всё приму.
POV. Мегуми
Когда-то я любила зимние ночи над Айдзу. Любила это тёмно-синее небо на грани с чёрным и будто подёрнувшую его пеленой бледно-серую дымку. Кружась в каком-то безумном ритме, вихрем роятся в воздухе тысячи крохотных снежинок, невесомо ложась наземь — укрывая траву и листву деревьев с кустарниками и застывшие, как может показаться, в вечном сне цветы. Холодное и кристально-белое одеяние, оно становится всё плотнее. Скрывает каждую колдобинку на дороге, ведущей к моему дому.
Когда я только прибыла в Айдзу — путешествуя в карете, любезно любезно предоставленной в моё пользование знакомым доктора Огуни, — к клинике примыкала только небольшая и добротная пристройка. За год она стала больше.
В ней жил мой предшественник, уехавший очень далеко и очень надолго.
Да и я не планирую навсегда оставаться в родных краях, где родилась и выросла, где прошли мои счастливые детство и отрочество. В богатом во всех смыслах доме родителей, где я с двумя старшими братьями — Сато и Цуконэ — увидела свет. Мой папа Рюсэй и моя мама Ами очень любили меня и братьев сверх всякой меры, хотя никогда не позволяли нам сесть им на шею. Оба к нам, своим детям, были очень добры, никогда не били и не повышали на нас голоса.
Мама вышла замуж за папу — их семьи заключили договор между собой, но они оба взаимно любили друг друга и хранили верность. Я была безгранично счастлива, живя в родительском доме, в своё уютном мирке, под опекой мамы с папой и старших братьев — Цуконэ и Сато. Хоть и обожали братья меня разыгрывать, но всё же очень любили. Я не умела долго держать на них зло — обидчивая, вспыльчивая, но всё же отходчивая. Родителям на Сато и Цуконэ никогда не жаловалась. Братишки старшие однажды прикрыли меня, взяв на себя ответственность за мои делишки — я слопала в одиночку все найденные в шкафчике вагаси. Сато и Цуконэ всю неделю убирали весь дом в качестве наказания. Ну, а что я? Тайком от папы с мамой помогала моим заступникам и верным рыцарям, защитившим одну маленькую прекрасную даму от заслуженного ею воздаяния.
Что с родителями, что с моими старшими братьями — я была не разлей вода. Как лучшие, закадычные и верные друзья. Мой отец Рюсэй характером походил на Кеншина (Химуру я любя звала Кенни). Может быть, поэтому Кеншин и стал моей самой первой и трепетной любовью, но несбыточной мечтой? Ответ на этот вопрос могу дать только я — самой себе. Но правда в том, что сама его не знаю.
Моя мама Ами была полной противоположностью моего отца. Возьмите самые лучшие человеческие качества от Каору и её ученика Яхико (моих друзей), да не забудьте капнуть немного деликатности от Цубамэ.
Странная вообще штука жизнь — подбросит порой таких сюрпризов!
Мои добрые, озорные, храбрые и шумные старшие братья — Сато и Цуконэ…
Дня не проходило, чтобы близнецы никуда не вляпались. Всегда заступались за меня, когда какой-нибудь вредный соседский ребёнок меня задирал. Сато и Цуконэ похожи характером на одного лохматого болвана, идиота и вечного инвалида — Саноске Сагару, тоже одного из моих лучших друзей, с одним различием — мои братья всегда наперёд думали тем местом, каким положено — головой. А Сано… Обычно тем местом, на котором он сидит, но всё же от него можно услышать путные и благоразумные слова.
Именно он мне сказал, что моя смерть уже ничего не решит и не вернёт к жизни умерших от отравления опиумом людей.
Кровь моя даже не в силах смыть всего того зла, что принёс мой гадский товар многим людям с их семьями: овдовевшие мужья и жёны, осиротевшие дети, лишившиеся детей родители. Отнятые жизни, загубленные души, тысячи смертей — и все тяжким грузом давят мне на плечи, все на моей совести!
Бывает и так, что один и тот же сон может меня преследовать целый месяц: Каким-то образом я оказываюсь совсем одна в темноте, которую всё же рассеивает некое фосфорическое сияние бледно-белого цвета. Только я не могу никак понять, откуда оно исходит. Я медленной поступью бреду, сама не зная, куда. Хруст чего-то под ногами. Нечто сильно стискивает мою щиколотку. Я вскрикиваю и силюсь освободить от хватки ногу, не обходится без борьбы. Но, когда я получше присмотрюсь, то вижу, что за ногу меня хватала костлявая мертвенно-бледная рука! В моих венах леденеет кровь. Пробирает до единого фибра холодный ужас.
Никогда мне не избавиться от воспоминаний, которые сжигают мне душу одинокими бессонными ночами, хоть к изготовлению опиума меня принудил этот змеиный выродок, этот паук Такеда Канрю!
Кеншин, Каору, Яхико и Сано не уставали мне говорить, что моей вины в этом нет, что порой обстоятельства бывают выше нас.
Ребята из Кеншингуми отнеслись с пониманием к прошлому за моими плечами, всегда мне бескорыстно помогали и поддерживали меня. Пытались взрастить во мне уверенность, что я нисколько не грязная, не запятнанная грехом — ведь над моими волей и моралью учинили насилие.
-
-
29.12.2018 в 13:09Каору как-то застала меня среди ночи плачущей под лестницей, сидящей на полу и обхватившей поджатые к груди колени, бесцельно глядящей в пустоту.
Кенни тогда только оправлялся после боя с Шишио и смог встать на ноги, я не хотела рвать ему сердце видом своих слёз. Химура со мной себя ведёт как ласковый и добрый старший брат. Любимая и желанная для него девушка лишь одна Каору. Оно и к лучшему. У Каору очень живой нрав, она обожает жизнь. Добра и тепла её сердца хватит не то что Кеншина к жизни вернуть и отогреть — добрую половину Токио. Даже на мою долю хватает с лихвой.
Так стыдно стало мне в ту ночь, что я раньше высмеивала Каору и нарочно заигрывала с Кеншином, чтобы её позлить. Эта девушка относится ко мне со всей сердечностью, по-родственному приласкала меня. Дала мне порыдать ей в кимоно обо всём наболевшем, успокаивающе гладила меня по спине и касалась губами моей макушки. Немного напомнило то, как меня в детстве всегда успокаивала мама.
С Каору станется, ей волю дай — она всех несчастных и обездоленных в пределах видимости и досягаемости пригреет и заберёт жить к себе в додзё. Пригрела же Кеншина, Яхико, Сано и меня.
Нет, вы только всмотритесь внимательно в её лицо, особенно в это выражение глаз — светлое, доброе, как огонь очага, у которого можно обогреться.
Золотое у Каору сердце, это легко разглядеть даже за её мальчишескими замашками.
Каору и Яхико — два дзори пара, будто родные брат с сестрой.
В Каору очень сильно материнское начало, Кеншин же сущее дитя в глубине души — даром, что ведёт себя, как и положено взрослому мужчине. Ему и необходима такая, как Каору. А я? Что я могу ему дать? Себя не могу сделать счастливой, где уж мне дать счастье Кенни? Вот я и смирилась с тем, что из нас двоих он выбрал не меня, а Каору. Единственная, с кем он простился перед уходом в Киото. Ей одной он сказал «Прощай».
Когда-то я любила зимнее небо над Айдзу. До поры до времени.
Война двух противоборствующих кланов, в которую ввязался мой отец с братьями. Поражение. Разграбление и сожжение моего родного дома. Выжила я одна. Тогда меня посещали мысли, что уж лучше мне совсем было не рождаться на свет, чем лишиться мамы с папой и братьев, чем увязнуть в липкой паутине Канрю. Гибель моей семьи убила во мне способность любить всё живое. Будучи в опиумном рабстве у Такеды, я в совершенстве постигла искусство ненавидеть.
Я ненавидела этого подонка, ненавидела гнусное занятие — к которому он меня принудил и которое унесло тысячи жизней, я ненавидела даже себя — за слабость и трусость. За то, что позволила смешать меня с дерьмом. За то, что покорилась, уступила страху. Я даже прокляла свой талант к медицине, который отец во мне развивал с детских лет.
Но слова Сано, что живая — я бы смогла сделать для мира много хорошего, как раз благодаря таланту врача, искупить свою вину за преступление — к которому меня принуждали, нашли во мне отклик.
Я нанялась врачом в клинику доктора Огуни.
Мне до сих пор трудно привыкнуть к уважению и тёплому отношению ко мне благодарных пациентов. До сих пор кажется, что я всего этого не достойна, что у меня на лбу словно некто клеймо выжег.
— Да у меня уже в печёнках самоедство твоё, Лисица! До тебя до сих пор туго доходит, что ты имеешь право на доброе к тебе отношение других людей?! Да, это шакалье отродье Канрю смешал тебя с дерьмом, но к людям вроде тебя оно не липнет! Ещё раз я от тебя услышу, как ты себя гноишь — организую тебе отповедь от Каору. Она на них очень щедра! — выкрикнул эти слова Сано мне прямо в лицо, когда меня вызволили из особняка Такеды и вели под руки в додзё Каору, потому что идти нормально сама я не могла — ноги подкашивались от сильных переживаний, на ровном месте спотыкалась.
У меня в тот день моего освобождения аж слёзы глаза заволокли мутной пеленой. Подумать только, этот самый человек сравнительно недавно назвал меня источником зла и «опиумной женщиной»! Видать, разговоры по душам с Кеншином очень благотворно на него повлияли — Сано ещё долго извинялся передо мной за эти жестокие и обидные слова, перестал таить на меня злобу. Я-то его простила давно. Он же в запале, горе и гнев затмили разум. Но отказать себе в удовольствии сыграть оскорблённую своим рыцарем прекрасную даму не смогла. Я хоть и добрая, но всё же имею крохотную склонность к коварству.
Я скучаю по этому лохматому стихийному бедствию. Мой верный, лучший друг, мой пожизненный пациент. О Ками-сама, как вспомню, сколько я намучилась с этой многострадальной правой рукой Сано! В дрожь нервную кидает. Научил же этот монах-отступник Анджи его своей технике Футай Но Кивами — удар, дробящий камень, причём научил на мою голову. Ну, навещу я как-нибудь Анджи в тюрьме на Хоккайдо… Всё ему выскажу, а то что за дело? — обучил Сано этому удару он, а с рукой Сано вечно мучилась я!
Да, это мои друзья вернули меня к жизни после того опиумного Ада. Я вновь научилась искренне радоваться и улыбаться, они возродили во мне способность любить весь мир. Даже это ночное небо над головой.
Но сейчас мне снова прилетают в голову мысли, что не люблю это холодное и безразличное зимнее небо над Айдзу. Напоминание, что моя семья больше под этим небом не живёт и не дышит одним со мной воздухом.
Одни мои друзья, ставшие для меня семьёй, в Токио — Яхико, Кеншин и Каору. Неделю назад они прислали мне письмо, где сообщалось о трёхмесячной беременности Каору. Я за них всей душой рада, в день их свадьбы не проронила ни единой слезы — веселилась вместе со всеми гостями, давно улеглась на сердце боль первой и безответной любви. Так что Кенни стал для меня как старший брат, всегда готовый меня пригреть.
Каору ждёт ребёнка, но ревности я больше не ощущаю. Ничто не треплет душу, как злобная псина — кость. О двух только вещах я молю все высшие силы теперь — чтобы беременность и роды у этой пацанки прошли гладко, без осложнений. И чтобы один лохматый болван вернулся живым и невредимым однажды к нам всем из своих странствий.
-
-
29.12.2018 в 13:13Дело было в Шинсу… Когда-нибудь приеду в его родные края, чтобы узнать всю правду. Вот найду кого-нибудь меня замещать, в моё отсутствие, и поеду. Какое-то внутреннее чутьё мне подсказывает, что Сано отделал тех людей за многое «хорошее». Я обязательно выясню все подробности произошедшего.
Несправедливо, что петушья башка в розыске, что ему грозят арест и тюрьма, если он только ступит на землю Японии…
Если быть честной с собой, то я очень тоскую… По моим друзьям в Токио и в Киото. У Аоши и Мисао всё идёт на лад, причём самым лучшим образом — похоже, мои слова на Окаширу Онивабансю возымели должное действие. Этот холодный и скупой на эмоции молодой мужчина наконец-то набрался храбрости прекратить бегать от самого себя и от своих чувств к Мисао. Теперь помолвлены, Шиномори попросил её руки прямо в день Танабаты. В начале наступающей весны свадьба — сбылась мечта Мисао. Хоть у кого-то всё обстоит лучше, чем у меня.
Я стою у открытого окна, поверх кимоно на мои плечи накинуто хаори. Морозный свежий воздух будто обжигает щёки. Снежные крупинки летят прямо в глаза, заставляя меня щуриться. Закрыла плотно окно, холод не делся никуда. Этот холод был во мне. Я сама была этим холодом. Замёрзшая, одинокая и тоскующая. Вдали от своих друзей чувствующая себя не нужной никому. Гляжу на небо и в очередной раз мою голову посещает мысль, что не люблю это самое зимнее небо над Айдзу. Когда-то я поднимала глаза к небу и любовалась им с родителями и братьями, но их уже давно нет со мной.
Я не чувствую себя осиротевшей и потерянной только в компании моих друзей. Но последний раз мы виделись минувшей весной на могиле Томоэ Юкиширо. Пока же мне только и остаётся, что жить и работать в больнице. В ожидании писем из Токио или из Киото.
Я скучаю по своим друзьям — так сильно, что хоть волком вой. Скучаю по Саноске — ни одной весточки от него, хотя миновал целый год! Целый год этот патлатый дуралей не давал о себе знать! Прямо зла не хватает! Хотя, если поразмыслить трезво, письмо или короткая записка — отличный способ для Сано выдать своё местонахождение, где бы он сейчас ни был. При отправке письма чаще всего указывается обратный адрес. И упаси Ками, стань вдруг этот адрес известен нашей японской полиции!
Я ведь всегда считала Сано лучшим другом — именно он отобрал у меня мой же кинжал, схватив голой рукой холодное оружие, прямо за остриё, помешал мне свести счёты с жизнью, за что я буду Сагаре безмерно благодарна даже в могиле.
Но сейчас, когда эта дурья башка, этот болван без даймё в голове далеко от меня, за тысячи сяку… Я всё чётче, острее, мучительнее для себя понимаю, что он значит для меня намного больше, чем лучший друг.
Да что ж я за дура такая?!
Наверно, если бы за глупость и слепоту существовал приз — медали и кубки — я бы уже давно собрала огромную коллекцию из золотых изделий.
Ну почему у моего характера есть одно до жути идиотское свойство — начинать выше ценить людей лишь тогда, когда их нет рядом со мной?!
Именно так вот у меня получилось с Сано. До тех пор, пока он не бежал из страны, притягательного мужчину я в нём не видела в упор.
Весь свет тогда для меня сошёлся клином на Кеншине. Он же был солнцем за окошком! А Сано… О бедного парня я обычно точила когти и зубки, тренировалась в острословии на нём. Не по злобе, конечно, а так — чтобы навыков не потерять, по-дружески. Сано всегда платил взаимностью. Лисица-убийца, лисица-кровопийца. Надо Сано должное отдать — за словом острым никогда в карман не лезет и воображение богатое.
Кеншин никогда не любил меня как женщину. Ему нет нужды в солнечном свете лишь с одной Каору, я всегда буду для него кем-то вроде младшей сестрички, да и я сама никогда и ни за что не стану рушить чьи-то семьи. Нельзя построить своё счастье на несчастье другого человека.
Подумать только: Сано столько раз из кожи вон лез, чтобы обратить на себя моё внимание, даже позволил отколотить его в пьяной драке — только бы представился повод зайти ко мне на работу… А я?.. Я только и делала, что мытарила ему душу, кокетничая напропалую с Кеншином — чтобы сильнее позлить Каору, — как и со своими холостыми пациентами.
Я ведь и Каору тоже задирала. Не понимала, как она мне дорога и как её люблю, пока Эниши не инсценировал гибель Каору.
И ведь терпели меня такую, какая я есть, Каору и Сано — оберегали и всё равно любили меня. Другие люди давно бы меня уже послали лесами и полями до Шишиовой прабабушки, но только не Каору и Сано.
Как в народе говорят: «Что имеем — не храним, потерявши плачем». Вот и со мной так же случилось.
Только считая Каору погибшей, я осознала, насколько она важна для меня. Только в разлуке с Сано я прозрела — оказывается, именно этого лохматого болвана я люблю как мужчину.
А Кеншин… Я тянулась к нему, потому что он обладает всеми добродетелями моего покойного отца.
-
-
29.12.2018 в 13:14Глаза в глаза, пальцы к пальцам, к руке рука, понимание без слов и единение желаний. От касаний наши тела будто пронзает разряд тока…
В ту ночь мы похоронили Каору, точнее думали, что Эниши её убил. Юкиширо заставил нас всех думать так. Гибель Каору, пусть все мы не подозревали о мнимости оной, очень больно ударила по мне. Я сама не ожидала, что буду так горевать о ней.
Был как раз первый день после её похорон. Вернее после похорон куклы, похожей на Каору. Чувство вины, стыда, горечи, запоздалого раскаяния… Всё это безжалостно вгрызалось в сердце и рвало его на части. Я закрылась в чулане. Моя компания — мётлы, тряпки, веники с совками и вёдрами.
В самом углу чулана, за грудой старых швабр и боккэнов, я обнаружила небольшую бутыль сакэ. Не иначе, Сано припрятал. Тем лучше — хоть алкоголем заглушить боль того, что с нами больше нет Каору.
Раньше я не позволяла себе выпить больше полутора пиал сакэ, но тогда изменила своим старым привычкам.
Сколько выпила — не упомнишь. Помню только ранее мне неведомое, странное чувство разъединения моего тела с моей душой. Конечно, я не люблю много пить, а уж тем более допиваться до беспамятства, но сакэ как-то подарило мне временное забытье, оглушило. На пьяную голову мне не так мучительно больно было думать о том, что я и мои друзья навсегда лишились Каору.
Но я ведь в ту ночь думала, что лишилась чего-то более жизненно важного — сказать Каору, как она на самом деле мне дорога, что я люблю её, попросить у неё прощения за все мои насмешки над ней и за мои приставания к Кеншину прямо у неё на глазах…
Эта мысль, что Каору больше нет, а я так и не попросила у неё прощения за все причинённые ей обиды, без всякой жалости жгла мне душу страшнее любого огня. Совесть моя — куда более жестокий мой палач, чем Такеда! От Канрю мне хоть помогли вырваться, но от моей же совести не сбежишь никуда. Так что я прикончила всю бутыль сакэ, которую Сано припрятал для особых случаев.
На какое-то время алкоголь принёс мне утешение, но потом меня снова одолели мысли, что я была очень жестока к Каору при её жизни.
В чулане меня и нашёл Сано — лежащей на холодном полу, свернувшейся в клубок и рыдающей пьяными слезами, сквозь всхлипы и скуления умоляющей Каору меня простить за всё.
Само собой, Сано беззлобно выговорил мне за то, что я «приговорила» в одиночку весь его запас выпивки. Удивлялся тому, что я впервые напилась до такого состояния. Но всё же он прекратил меня отчитывать — наверно, мой угнетённый вид смягчил его. Закончив свою отповедь, Сагара снял с себя свою куртку, накинул её мне на плечи, сгрёб меня саму в охапку и с какой-то бережной осторожностью прижал меня к своей крепкой груди.
Кое-как поборов всхлипы, я обо всём ему выговорилась — не так сильно давил после этого на меня своей каменной тяжестью незримый груз. Поделился наболевшим и Сано.
А ведь ему тоже очень тяжело, у него после гибели и похорон Каору тоже душа в клочья, Саноске ведь как сестру любил Каору-тян. Это он при нас всех держится, крепится изо всех сил и не даёт волю слезам! Одним богам ведомо, чего бедному парню это стоит!
Сано старается быть сильным ради того, чтобы не пал духом Яхико, чтобы хватило силы воли заново собрать себя по кусочкам у Кеншина, чтобы не пала духом я сама! Ему это даётся очень тяжело, но ради нас — дорогих ему людей, Сано очень старается не сломаться.
-
-
29.12.2018 в 13:14Даже как-то неудобно перед Сано стало за то, что я выпила всё его сакэ, в котором он сам, как оказалось, топил боль утраты Каору. Но зато мы замечательно поговорили по душам, оба друг другу выплакались. Сано ведь не из камня или металла сделан. По-своему у него душа очень изломана и обожжена. Так что в ту ночь мы как могли старались унять боль друг друга.
Я вцепилась мёртвой хваткой в Сано и просто рыдала до полного изнеможения, уткнувшись своим заплаканным и опухшим лицом ему в плечо, а он тихонько укачивал меня и что-то еле слышно напевал, чтобы я успокоилась, прижимался губами к макушке моей сильно взлохмаченной головы.
Шептал мне на ухо, что оттуда, где Каору сейчас, ей всё видно и зла она уж точно на меня не держит, и давно искренне простила. Слабо мне верилось в эти слова.
Знаю я Сано — он это нарочно говорит мне, чтобы я не терзалась и не винила себя ни в чём. Тогда как мне есть, в чём себя обвинить!
Где-то с первыми всполохами рассвета Сано покинул чулан, по-прежнему держа нарыдавшуюся и выбившуюся из сил меня на руках. Устроил со всем комфортом у себя в комнате, в одеяло потеплее укутал — чтобы я не мёрзла, подушку взбил, а футон подо мною так мягок…
На мой вопрос «Зачем ты так носишься со мной?» я получила от него ответ:
— Так я смогу лучше за тобой приглядывать, чтобы ты с горя ничего не выкинула и ничего с собой не сделала.
Отпаивал горячим чаем и заставлял есть через силу. Мне кусок в горло не лез, я смотреть на еду не могла, вот только для Сано даже это не явилось уважительной причиной.
На все мои заявления, что я не хочу есть, что больше вообще никогда не буду есть, Сано неизменно отвечал:
— А придётся.
Значит, я настолько сильно дорога и важна для него, что он во что бы то ни стало решил заставить меня жить дальше?..
И ведь достало у него выдержки, терпения — слушать всё, что у меня за годы сиротства и опиумного рабства наболело… Просто молча держал меня за руку и поглаживал мои пальцы.
А дальше… дальше произошло то, что я и сама не заметила — не отдала себе отчёта в том, с какой стремительностью всё произошло. До сих пор немного стыдно вспоминать, что я в то раннее утро вытворила — в стенах и под крышей дома, хозяйку которого совсем недавно похоронили.
Сано, конечно, первое время пытался мне что-то возразить, воспрепятствовать мне. Он правда старался противостоять искушению разделить со мной футон, вот только моё моральное давление на Сано оказалось куда сильнее воли самого Сано.
Ками-сама, а ведь если вдуматься… Это же я вылакала в одиночку всё сакэ, припрятанное Сано для его нужд. Это я с хмельной головы домогалась Сано, а у него были только первое время силы мне сопротивляться…
Но всё же мы оба нисколько не жалели о проведённой вместе ночи, после которой стали особенно близки.
Я была очень счастлива с Сано. Но не говорила ему об этом. Только и могла, что смотреть на него широко распахнутыми и радостно сияющими глазами, дарить ему свои улыбки — но только втайне, украдкой от других людей. От моих с Сано общих друзей в особенности. Я не считала, что у меня есть право быть любимой Саноске и блаженствовать от его страстного обожания ко мне, когда Кеншин морально убит — считая Каору погибшей.
Тогда я думала, что моё счастье с Сано очень больно ударит по кровоточащей ране Кеншина.
Стыдилась быть радостной, когда у нас всех такое горе.
Саноске даже просил моей руки, но услышал от меня ответ, что я не готова связывать себя узами законного брака, что дело во мне — совсем не в нём. Я лишь не хотела быть камнем на его шее, не хотела портить ему жизнь, не чувствовала себя в праве обрести счастье — за моё преступное прошлое и из-за того, что Кеншин лишился Каору. Я боялась, что это растравит душу Кенни.
Вот только от Сано я скрыла истинную причину, почему отказала ему в своей руке.
Наверно, это стало одной из причин, почему он тогда ушёл в Шинсу…
«Если бы я тогда ответила Сано согласием, он бы не угодил в такой переплёт с полицией», — думала я, уйдя в кухню и заваривая себе чай с мелиссой и мятой.
Времени на то, чтобы заварить себе чай, у меня ушло не очень-то много. Приготовив напиток, я покинула кухню и вернулась в гостиную, усевшись на маленькую подушку за низкий деревянный столик.
Сидя за столиком, я грела руки о чашку горячего и вкусно пахнущего чая, будучи погружённой в свои мысли. Тепло глиняной чашки было лишь слабым отголоском того тепла, которое я всегда получала от друзей. Только сейчас моих друзей со мной нет, а в моём доме одиноко и сумрачно. Дни и недели ползут со скоростью парализованной черепахи, будто столетия. Эта пустота и унылое тиканье часов, это вызывающее апатию однообразие, эта скука однажды сведут меня с ума.
Пока я переосмыслила всю свою жизнь, мой чай успел немного остыть, так что я пила его маленькими глотками без боязни обжечь язык. Ароматная жидкость согревала горло и это же приятное тепло разливалось в животе. Вскоре я покончила с чаем и поставила чашку на стол.
Глаза мои слипались от усталости, но я не чувствовала в себе желания спать. Мне надоели эти холодные ночи и пустота рядом со мной. Надоело то, что никто не обнимет и не укутает в одеяло потеплее, не поцелует и не пожелает доброй ночи, сказав, что любит…
Я не хотела спать, потому что мне нечего было ждать нового от этой ночи. Взяв в руки чашку, я уже хотела, было, встать с насиженного места и отнести посуду в кухню, чтобы вымыть. Но меня отвлёк громкий стук в дверь. Столь неожиданный, что я едва не выронила чашку из рук, которую всё же смогла удержать. Поставив её на место, я поднялась на ноги и пошла открывать.
— И кого принесло ко мне на ночь глядя? Кому-то из моих пациентов стало хуже? — гадала я вслух, идя к двери.
-
-
29.12.2018 в 13:14Открыв наконец-то двери своему ночному визитёру, я замерла на месте как вкопанная.
Лица мужчины почти что не видно из-за длинных чёрных волос, падающих на это самое лицо, и из-за густых усов с бородой чёрного цвета. Одет в буро-серое хаори, кожаные сапоги на ногах белые, на спине горб. Вот только его карие глаза, взирающие на меня с теплотой… Ками-сама, где-то я уже видела эти глаза…
За спиной у него довольно увесистый мешок, который он удерживает левой рукой. В правой руке он удерживает крупный чемодан.
«Где же я видела эти глаза?» — терзала мой мозг эта мысль.
— Ну, здравствуй, лисичка, — прозвучали ласково слова из уст моего гостя.
Лисичка. Только один человек называл меня так…
Перед глазами у меня вдруг стало темно, в голове словно туман, ноги подкосились, и я упала, лишившись сознания. Последнее, что я запомнила перед тем, как упасть в обморок, были вовремя успевшие меня подхватить сильные руки.
***
— Лисичка, ну что ж ты… — вновь слышу я ласковый голос, вырвавший меня из моего состояния забытья. Лежала я на мягком футоне у себя в комнате.
Внезапно мне в нос ударил резкий запах нашатырного спирта. Скорее всего, мне под нос пихают вату. Это заставило меня окончательно прийти в себя и открыть глаза.
Вот только не бородатого горбуна я увидела перед собой. Это узкое лицо, тонкие черты и карие глаза, отросшие до уровня плеч волосы…
— Сано… — сорвалось с моих губ. — Ты вернулся, ты здесь, — шептала я, неловко приподнимаясь на футоне, помогая себе локтями.
— Тебе пока лучше прилечь, — слегка надавив мне на плечи, Саноске заставил меня лечь обратно на футон и укрыл одеялом, подоткнув мне его со всех сторон.
Я даже не знала, как себя вести. Я была счастлива вновь видеть Саноске, да ещё в моём доме. Я вся была во власти радости, которую робела выплеснуть. Несмотря на то, что ощупывающий ладонью моё лицо Сано был реальностью, мне казалось, что я вижу сон, что всё происходящее — лишь плод моего воображения.
— Тебе получше? Может, воды хочешь? — обеспокоенно спросил Сано, погладив меня по щеке, а я улыбалась, взяв его за руку.
— Спасибо, я правда в порядке. Не надо воды, — был мой ответ ему. — Как ты нашёл мой дом?
— Это дело не трудное. Я справлялся о тебе у местных по приезду. Так и твой дом нашёл. Твоё имя у всех на слуху. — Сано улыбнулся и поправил мне одеяло. — Ты умеешь внушать людям симпатию к тебе.
— Саноске? — обратилась я тихонько к нему.
— Да, Мегуми? — отозвался он.
— Ты понимаешь, что Япония для тебя не безопасна, что тебя сразу же на любом квадратном метре постовые арестуют? — спросила я, тщетно борясь с нотами встревоженности в моём голосе.
— Прекрасно понимаю, но хочу остаться навсегда здесь, с тобой!
— Не боишься ареста?
— Не так страшно, как быть вдали от тебя, — Сано ласково потрепал меня по щеке.
Я предпочла сейчас не думать о всём том, с чем мы рискуем столкнуться. Проблему с полицией можно разрешить — Кеншин дружен с Ямагата-саном, уж всем вместе удастся отмазать Сано от суда и тюрьмы. А сейчас моё лохматое бедствие гладит меня по щеке, мы вместе. О решении проблем можно подумать и завтра.
Верно говорят люди, что самое хорошее случается с нами, когда уже ничего не ждёшь.
-
-
29.12.2018 в 13:18ficbook.net/readfic/3640152
Направленность: Джен
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Цукаяма Ютаро
Рейтинг: G
Жанры: Повседневность, POV
Предупреждения: OOC
Размер: Драббл, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Размышления Ютаро за день до отплытия в Японию, где он обязательно встретится с Яхико
Посвящение:
Моим няшам-читателям и тем, кому нравится Ютаро :3
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Сидя за столом и низко склонившись, я читал весьма объёмистый учебник по человеческой анатомии при свете масляной лампы, делая кое-какие заметки и поправки в тетради левой рукой.
По милости Райдзюты я три года не мог нормально пользоваться правой рукой — он повредил мне сухожилия, и только благодаря талантливой женщине-доктору Мегуми Такани удалось спасти мою руку. Пришлось учиться всё делать левой рукой, что для правши было непросто. Первое время мне было трудно действовать одной левой, но я приноровился.
По истечении трёх лет я приловчился владеть левой рукой так же хорошо, как когда-то правой. Мегуми обмолвилась, что, возможно, я никогда не смогу держать меч правой рукой. Что ж, каждый день я по четыре часа отрабатывал удары на манекене, крепко удерживая меч в левой руке.
Завтра из Германии в Японию отплывает пароход, на который у меня билет. Скоро я вновь ступлю на родную землю и увижу тех, кто был очень добр ко мне и стали по-своему дороги: Кенси Химура, Каору, Мегуми, Сано и доктор Дзенсай с внучками. И, конечно же, этот вечно лохматый задавака Яхико — ученик Каору!
Я считаю его отличным другом, хоть мы и соперничали, кто из нас двоих лучше владеет мечом. В день, когда я покидал Японию, Яхико заявил мне, что с лёгкостью меня уделает. Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого уделает — может я сам справлюсь с ним даже левой рукой.
Что до моей правой руки, то мой лечащий врач совершил чудо. Потихоньку способность совершать действия когда-то травмированной рукой возвращалась ко мне. Правда, рука пока была очень слабой, и у меня не выходило действовать ею ловко, как раньше. Ничего, положительная динамика в моём лечении есть, так что вернуть руке былую силу непременно получится.
Часы на стене показывали одиннадцать вечера. Тьму за окном немного рассеивал свет уличных фонарей.
Я погасил лампу и закрыл книгу, оставив в ней закладку, и поставил на полку своего письменного стола. Время уже позднее, а вставать мне завтра довольно рано.
До встречи, Яхико, скоро мы с тобой увидимся.
-
-
29.12.2018 в 13:18ficbook.net/readfic/3638307
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Томоэ/Кеншин, Кеншин Химура, Томоэ Юкиширо
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Ангст, Психология, Философия, POV, ER (Established Relationship)
Предупреждения: Смерть основного персонажа, OOC
Размер: Драббл, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Томоэ Юкиширо отдала свою жизнь, чтобы спасти любимого человека. Её чувства, которые она могла переживать, и мысли, кружащиеся в её голове.
Алое на белом - сочетание, часто означающее конец всему...
ficbook.net/readfic/3667709 - а вот посвящение к моей работе авторства Shifer dark. Очень советую к прочтению, ибо работа заслуживает внимания и похвал.
Посвящение:
Моим дорогим читателям и тем, кому тоже нравится эта героиня.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Автор старался, работая над фанфиком, и питает глубокую симпатию к Томоэ.
Арт к фику от гр. "Под вечным вдохновением"
vk.com/topic-70780_32362578?z=photo198765421_39...
POV. Томоэ
Тепло твоих рук — единственное, что согревает меня. Боль от ранения катаной понемногу отступает, переставая терзать моё тело, которое медленно теряет жизнь. Из последних сил я дотягиваюсь дрожащей рукой до твоей щеки и прочерчиваю на ней пересекающую старый шрам от меча полосу своим кинжалом. Дорожки алой крови стекают по твоей бледной щеке. Такого же цвета кровь из моих ран на спине и груди струится, расползаясь цветком по кимоно и окрашивая выпавший белый снег. Красная кровь на белой коже и на снегу. Алое на белом. Горячая кровь, обагрившая скорбно-белый снег.
Ужас, неверие в происходящее и боль, которые мне не составляет труда прочитать на твоём прекрасном лице. В твоих фиалковых глазах застыло выражение безмерной печали. Хотелось бы мне облегчить твои муки, но скоро это будет не в моих силах. Мои веки будто наливаются тяжестью, и я стараюсь, чтобы они оставались разомкнутыми. Хочется даже тогда, когда моя душа оставит тебе лишь моё холодное мёртвое тело, видеть перед собой твой милый сердцу образ. Мне больше не доведётся взять твою руку и нежно прижать к своей груди, как и увидеть твою улыбку, заглянуть тебе в глаза.
Я скоро умру, как умер тот главный заговорщик, которому мне удалось помешать убить тебя. Меня не станет, ты же останешься жить — я счастлива и этим. Гибель от руки того, кого любишь всем существом — не самая страшная участь. Гораздо страшнее для меня было бы увидеть, как ты погибаешь в схватке с главарём кучки презренных убийц — и всё по моей вине.
Как-то ты сказал мне, что всегда будешь меня защищать. Сегодня мне довелось защитить тебя самого. Моя любовь, мой Кеншин, об одном тебя прошу: не терзай напрасно свою душу, когда смерть заберёт меня из мира живых. Ты не пробудишь меня к жизни бесплодными сожалениями и самобичеванием — только измучаешь себя ещё сильнее. Я знала, на что шла, закрыв тебя своим телом. Это был мой выбор, и я о нём не жалею. Просто живи, Шинта. За твою бытность баттосаем тебе пришлось убить немало людей. Но я верю, что своим мечом ты сможешь помочь гораздо большему числу страждущих защиты, чем отнял жизней.
Искупление тебе только предстоит. Я же заплатила кровавую цену за своё предательство. Жизнь капля за каплей покидает моё тело. С небес падают, кружась в танце, снежные хлопья. Алая кровь красит белый снег.
Примечание к части
Taku Iwasaki – The Will
Музыка, передающая атмосферу фанфика. Читать можно под неё.
-
-
29.12.2018 в 13:19ficbook.net/readfic/3634645
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Кеншин Химура, Каору Камия, Миодзин Яхико, Кендзи Химура, Кеншин+Каору, Кендзи, Яхико+Цубамэ
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Флафф, Повседневность, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC
Размер: Мини, 4 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Однажды на одного Йоси стало больше...
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Яхико сидел на берегу реки с удочкой в руках и неотрывно глядел на поплавок, шевелимый лишь медленно катившей свои воды рекой. В деревянном ведре, захваченном им из дома, барахтались всего-то пять рыб — всё, что Йоси удалось поймать за четыре часа сидения на одном месте, и это с учётом того, что он торчит здесь с десяти утра. Само собой, хорошего настроения юному бойцу это не прибавляло.
Что тут можно поделать, не везло ему сегодня. Фортуна не сочла нужным улыбаться Мёдзину Яхико в этот день. Поникнув головой, Йоси уныло взирал на поплавок, словно гипнотизируя его. Из лежащего рядом бумажного пакета парнишка достал единственный оставшийся рисовый шарик, подкрепив им свои силы.
"Четыре часа я просиживаю здесь штаны, а поймал всего пять рыбёшек!" — досадливо думал Яхико, жмурясь от яркого солнца.
Но вдруг его поплавок задёргался. Йоси аж подскочил от неожиданности, но быстро сориентировался, принявшись тянуть леску на себя. Вскоре довольно крупная рыба была вытащена из воды, снята с крючка и брошена в ведро. Йоси насадил на крючок новую наживку и закинул в воду. И вновь поплавок задёргался. К той шестой рыбе прибавилась седьмая, а где седьмая — там и восьмая. За каких-то полчаса Йоси наловил полное ведро рыбы. Довольный Яхико радовался своему везению и думал, что из этой рыбы Кенси приготовит нечто очень вкусное и сытное.
Солнце в ясном синем небе палило всё жарче, припекая голову и спину Яхико. Встав с земли, он взял ведро за дужку и бодрым шагом направился в додзё Камия. Улицы Токио были полны народу. Гуляли под руки влюблённые пары, кто-то сломя голову нёсся по своим делам и ничего не замечал вокруг, шумные детишки гонялись друг за другом или прогуливались со своими родителями.
Йоси шёл по мосту, время от времени запрокидывая голову и взирая на безоблачное небо, где вовсю сиял золотой круг солнца. От раздумий его отвлёк доносящийся сзади жалобный писк. Мёдзин оглянулся и увидел бегущее к нему нечто белое. Присмотревшись, он узрел, что это существо — кошачий детёныш. Только своими габаритами маленький котёнок скорее походил на большую крысу. Тощий и грязный, он с мольбой и доверчивостью смотрел на возвышающегося над ним начинающего мечника своими бледно-зелёными глазами.
— И откуда только ты такой взялся? — Яхико присел на корточки и погладил котёнка по маленькой головёнке, почесав ему за ушком. Хвостатый малыш довольно замурлыкал и принялся тереться о его ноги, выгибая спинку. — Бедняга. Ты, наверно, голодный… — парень взял котёнка на руки и заглянул ему под хвост. — Я угадал — ты кот. Пожалуй, дам тебе имя Хико, — решил Йоси, — должно же у тебя быть имя.
Посадив найдёныша себе за пазуху, Яхико взял ведро и направился домой. За всё то время, что Мёдзин прожил в додзё Камия, он привык считать это место своим домом — с тех самых пор, как Кеншин с Каору вырвали его из лап бандитов и приютили у себя. Яхико очень уважал и любил Каору (наравне с Кенси) как старшую сестру, будь у него сестра, и наставницу, хоть на первых порах они не всегда ладили.
Придя домой, он не застал никого — лишь нашёл записку, в которой сообщалось, что Каору с Кеншином и трёхлетним сынишкой Кендзи ушли на рынок.
— Будешь теперь жить здесь, — Яхико опустил котёнка на пол и погладил. Взяв ведро, парень ушёл в погреб и убрал рыбу. В кухне он нашёл два маленьких блюдца. Одно наполнил молоком, в другое мелко накрошил выловленный из вчерашнего супа кусочек мяса. Со съестным он вернулся в зал для тренировок. Пушистик ходил вокруг да около и обнюхивал каждый угол. Завидев Йоси, зверёк устремился ему навстречу, задрав хвост и громко мяукая.
-
-
29.12.2018 в 13:19Хико первым делом с жадностью начал уплетать мясо. Глядя на то, как котёнок ест — оглядываясь по сторонам и рыча, легко было догадаться, что ему часто приходилось голодать, и что более взрослые животные отбирали у него те крохи, брошенные сердобольными людьми.
— Тяжело тебе пришлось, малыш, — Йоси ласково потрепал Хико по спине. Котёнок не обратил на это внимания, покончив с мясом и переключившись на молоко. За считанные минуты котёнок вылакал всё до единой капли. — Вкусно было, да? — Яхико почесал шейку своего питомца.
Котёнок мяукнул, с благодарностью глядя на юношу и ласкаясь к нему.
— Тебя бы не помешало вымыть, — заметил Йоси, мягко отстранив от себя Хико, которому захотелось почесать когти о его хакама.
Молодой человек убежал в ванную. Хико увлёкся погоней за влетевшим в дом мотыльком и даже не подозревал, что ему уготовил его спаситель. Четвероногое кошачье дитя не обременяло свою маленькую головку никакими размышлениями, гоняясь за коварным мотыльком по залу. Хвостастик подпрыгивал и смешно молотил лапками воздух, но где ему поймать неуловимое насекомое! ..
Яхико вернулся в зал с куском простыни на плече, в руках он держал деревянный таз с тёплой водой, в которой плавало мыло. Котёнок радостно мурлыкнул, подбежав к Йоси и путаясь у него под ногами.
— Ну что, усатый, пора купаться, — Мёдзин поставил таз на пол и опустился на колени, взяв котёнка на руки и посадив в воду. Смекнув, что к чему, Хико стал активно вырываться и барахтаться, жалобно мяукая. Но в сравнении с Яхико силёнки зверька были ничтожно малы. Юноша намыливал тощее тельце Хико и его голову. Похоже, что малыш смирился с тем, что с ним делают, только издавал недовольное попискивание. Закончив намыливать шерсть Хико, Йоси смывал с него грязь, поливая из ладони и стараясь не намочить остроконечные ушки. Наконец с котёнка смыли пену и грязь.
— Всё, Хико, теперь ты чистый, — Яхико достал котёнка из воды и завернул в кусок простыни, прижав осторожно к груди, сев на пол и прислонившись спиной к стене.
Пушистик норовил выбраться из окутывающей его ткани и забраться к юному самураю на плечо, поэтому Йоси приходилось по-новой кутать не в меру шустрого малыша в материю.
За час котёнок обсох, а ткань пропиталась влагой.
Хико выпутался из тряпки и вальяжно прошёлся до сёдзи и назад. Выглядел четвероногий получше: чистая белая шерсть блестела и лоснилась. Хико, принявшемуся себя вылизывать, этого показалось мало.
— Мы вернулись! — огласил стены додзё звонкий женский голос.
Яхико увидел в дверях улыбающуюся Каору. В обеих руках у женщины были корзины с продуктами.
— Каору, я сейчас помогу тебе, — Яхико подбежал к учительнице, забрал у неё две довольно нелёгкие корзины и отнёс на кухню. Вернувшись, он застал Каору играющей с котёнком.
— Спасибо за помощь, Яхико. Откуда здесь взялось это маленькое чудо? — Каору погладила зверька по спине, котёнок же атаковал её руку, что позабавило женщину.
— На улице нашёл, — был ответ юноши.
— Малыш просто очарователен! — по этому её восклицанию было заметно, что она в восторге от нового жильца. — Как ты назвал его?
— Хико. Правда, хорошее имя? — сиял довольством Яхико.
— Уж не в честь ли моего учителя? — послышался голос вошедшего в дом Кеншина. Поставив на пол корзины с продуктами, Кенси снял со своей шеи сидящего на ней Кендзи — прелестного мальчика трёх лет с медно-рыжими волосами и пронзительными синими глазами.
— Ты угадал. — Яхико широко улыбнулся.
— Как рыбалка, Яхико? — поинтересовался Кенси. — Много рыбы наловил?
— Полное ведро! — заявил подросток с гордостью. — На неделю хватит.
— Киса! — раздался радостный возглас маленького Кендзи Химуры, заметившего котёнка и устремившегося к четвероногому. — Хорошенький котик, иди ко мне, — звал мальчик Хико.
Котёнок медленно подошёл к младшему Химуре, начав его обнюхивать. Мальчик гладил его и довольно улыбался.
— Вы посмотрите, — Кенси указал рукой на Хико и Кендзи, — похоже, они поладили.
Но вдруг послышался громкий чих. Все устремили взгляды на Кендзи, которому этот чих и принадлежал.
— Кендзи, мой хороший, ты не простыл? — Каору бросилась к сыну, опустилась рядом с ним на колени и пощупала его лоб. — Лоб у тебя не горячий…
Мальчик чихнул во второй, третий и четвёртый раз, протирая кулачками глаза и почёсывая носик. Он чихал и никак не мог перестать. Нос его покраснел, глаза опухли и заслезились. Хико не прекращал о него тереться, от чего Кендзи чихал, чесал нос и тёр глаза ещё больше.
— Я подозреваю, что у Кендзи аллергия на кошачью шерсть, — Кенси подошёл к сыну и взял на руки котёнка.
— Значит, мы не можем его оставить? — Яхико погрустнел и опустил голову, забрав Хико у Кенси.
— Выходит, что так, — проронил Химура с сожалением.
— Мне очень жаль, что так получилось, Яхико, — грусть запечатлелась и на дивном личике Каору. — Я люблю кошек, но что поделать, если у Кендзи на них аллергия… — госпожа Химура поцеловала сынишку в рыжую макушку и взяла на руки, крепко обняв.
— Но как же быть с Хико? — беспокоился Яхико. — Не могу же я его на улице оставить…
— Быть может, Сано или Мегуми смогут взять кроху к себе. — Кенси похлопал парнишку по плечу.
— Яхико, ты ведь на нас не обижаешься? — звучала в голосе Каору робкая надежда, что это не так.
— Нет, что ты, Каору, нисколько, — уверил её Яхико, посадив котёнка за пазуху.
-
-
29.12.2018 в 13:21Мёдзин брёл по мосту в направлении дома Мегуми, не глядя по сторонам. Котёнок пригрелся и теперь запускал коготки в его рубашку. Тогда юноша взял его на руки и нёс, прижимая к груди. Яхико было очень жаль, что оставить Хико в додзё Камия не получится, но он не мог так рисковать здоровьем Кендзи, у которого обнаружилась аллергия на шерсть кошек. Яхико, Кеншин и Каору да подрастающий Кендзи Химура любили кошек, но что поделать, если у последнего на них аллергия…
Так вот Яхико и плёлся, смотря себе под ноги, пока не столкнулся с кем-то лбами. Он и этот некто вскрикнули от боли.
— Яхико-кун, извини, я не хотела! Нечаянно на тебя налетела…
Открыв глаза, парнишка увидел перед собой потирающую лоб Цубамэ, одетую в форменное коричневое платье с белым передником поверх него.
— Это ты меня извини, Цубамэ. Я сам виноват — надо было смотреть, куда иду. Тебе очень больно? — спросил он с тревогой.
— Со мной всё в порядке, правда, — убеждала его девушка, ласково улыбаясь и прикрыв глаза.
Юноша любил её робкую улыбку на губах, сияющие нежностью серо-карие глаза, её доброту и отзывчивость, да что там — он любил душу этой юной кроткой официантки из «Акабэко», считая её самой замечательной девушкой в мире.
— Я рад, что ты в порядке, — Яхико с облегчением вздохнул.
— Ой, а кто этот милый малыш? — заметила Сандзё котёнка, карабкающегося на плечо Яхико.
— Это Хико, — юноша снял зверька с плеча и прижал к груди, почёсывая его за ушком, — нашёл его сегодня.
— Какой же он красивый! — восторгалась Цубамэ, гладя Хико по голове и спине. — Как Каору и Кеншин отреагировали?
— Они были ему рады, но у Кендзи обнаружилась аллергия на кошек. Я несу Хико к Мегуми. Конечно, она очень много работает — больница отнимает немало времени, но вдруг она его заберёт… Сано я котёнка точно не доверю — от него даже тараканы сбежали…
— Яхико, может ты отдашь мне котёнка? Я тоже люблю животных, — предложила ему Цубамэ, — для меня Хико станет самым прекрасным подарком от тебя, я буду очень хорошо заботиться о нём. Что скажешь?
— Ты правда хочешь забрать его? — Яхико отделил Хико от своей одежды и передал его протягивающей руки Цубамэ.
Девушка поцеловала котёнка в розовый носик и нежно прижала к груди.
— Конечно. Я с радостью возьму малыша к себе, - девушка привстала на носочки и поцеловала Яхико в щёку.
— Спасибо. Ты мне очень помогла, — смуглое лицо Яхико покраснело от смущения, но глаза горели радостью.
— Тебе спасибо за такой чудесный подарок, — Цубамэ коснулась губами белой макушки своего питомца.
— Цубамэ, ты шла по делам?
— Нет. Меня послали на рынок уплатить за продукты для ресторана. Так что все дела я переделала.
— Куда ты сейчас?
— В «Акабэко».
— Я бы мог тебя проводить, — предложил Яхико.
— С удовольствием, я только за, — согласилась она.
***
Пока Яхико болтал с Тай внизу, Цубамэ сидела на полу своей скромно, но со вкусом обставленной комнатки на чердаке здания ресторана. Девушка смотрела на котёнка, вылакавшего из блюдца всё молоко и принявшегося за куриные сердечки, с широкой улыбкой на губах.
Хико с большим аппетитом и жадностью уплетал то, чем Цубамэ его угостила. То и дело малыш поднимал голову от миски и оглядывался по сторонам.
— Не бойся, мой маленький, никто у тебя еду не отберёт, — Цубамэ гладила котёнка. — Ну и какой же из тебя Хико? Ты вылитый Йоси, — Сандзё почесала ему за ушком, — даже аппетит у вас одинаковый. Точно! Назову тебя Йоси.
«Меня одного-то слишком много», — думал Яхико, еле сдерживая смешок, закрыв рот ладонями, и наблюдая за этой милой картиной из-за приотодвинутой сёдзи.
-
-
29.12.2018 в 13:21ficbook.net/readfic/3617896
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Кеншин/Каору, Яхико, Судзуми и Аямэ , доктор Генсай, Кеншин Химура, Каору Камия, Миодзин Яхико
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Флафф, Повседневность, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC, Беременность
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Тот день, когда жизнь четы Химура - Каору и Кеншина переменилась раз и навсегда, что обернулось для них большим счастьем.
Посвящение:
Посвящаю моим прекрасным читателям, которые дают мне силы творить дальше, а также поклонникам канона.
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Посмотрела OVA-2 и очень расстроилась, была зла на режиссёра. Вот и захотелось потешить душу написанием флаффного фика по любимому ОТП.
Каору лежала на футоне, свернувшись калачиком и устремив взгляд своих синих глаз в стену. Комната, мебель и картины на стенах плыли перед её взором и сливались воедино. Её обдавало волной жара, то прошибал озноб, вынуждая кутаться в одеяло — и это при том, что закончилось лето и осень ещё не вступила в свои права, подарив на смену жаре прохладу.
Около футона стояло небольшое ведро, которое Каору на всякий случай держала под рукой, поскольку её желудок буквально выворачивало наизнанку и мучила тошнота.
В груди она ощущала ноющую боль.
Ежемесячные недомогания почему-то не наступили как обычно.
Задержка длилась уже четыре недели. Каору не придала этому большого значения, списав всё на простуду, свалившую её в постель в прошлом месяце. Наверно, только у неё хватило таланта заболеть в августе, выдавшимся особенно жарким.
Всё то время, что она лежала с температурой, Кеншин был рядом с ней и заставлял пить прописанные доктором Мегуми лекарства — эффективные, но отвратительные на вкус.
— Каору, ты порой ведёшь себя как маленькая, — ласково выговаривал ей муж, поправляя её одеяло, — тебе надо пить эти лекарства, если хочешь поскорее поправиться.
— Конечно, я хочу выздороветь, но у этих лекарств вкус просто ужасен! — делилась она с Кеншином своим мнением.
Яхико, желая помочь своей наставнице, взял на себя все её заботы по дому, за что она была ему признательна.
Скорее всего, у меня сбился цикл из-за болезни, подумала госпожа Химура.
Утром она выпила только чай, не взяв в рот ни крошки.
Сегодня с утра Кенси решил побаловать своих друзей и семью кулинарными изысками и приготовил запечённую курицу с картошкой. Плодами его стараний насладились доктор Генсай с Судзуми и Аямэ да Яхико. Каору же стало дурно от одного аромата приготовленного мужем завтрака. Зажав себе рот рукой, почувствовав приступ накатившей тошноты, она вскочила на ноги и бегом бросилась в спальню.
— Каору, что с тобой?
— У тебя всё хорошо?
— Курица невкусная или тебе плохо?
Летели ей вслед полные беспокойства вопросы доктора Генсая, Яхико и Кеншина.
Судзуми и Аямэ тревожно перешёптывались.
Сейчас Каору немного полегчало. Тело не ломило, в жар и холод попеременно больше не бросало. Вот только тошнота и головокружение пока не прошли. Каору полу села на своей постели, глядя в потолок.
Отодвинув сёдзи, Кеншин вошёл в комнату.
— Каору, я волнуюсь за тебя, — Химура сел рядом с женой и взял её руку в свою, — что с тобой случилось? — слышалась в его голосе вкрадчивая нежность.
— Сама не знаю, Кеншин, — она покачала головой, — меня вдруг затошнило. Поверь, это ничуть не значит, что ты плохо готовишь.
— Каору, ты в порядке? — следом за Химурой зашёл доктор Генсай.
— Да, мне уже намного лучше, — шихан улыбнулась пожилому врачу. — Меня просто тошнит.
-
-
29.12.2018 в 13:21— Уже недели четыре. Я думаю, что сбой цикла случился из-за той простуды в прошлом месяце.
— Больше тебя ничего не беспокоит? — продолжал задавать ей вопросы доктор.
— Да. В последнее время чувствую ноющую боль в груди. Ещё меня то знобит, то бросает в жар… — Каору погладила пальцы мужа, а он чуть сильнее сжал её ладонь, словно говоря «я с тобой».
— Каору, мне кажется, я знаю причину твоего самочувствия, — добродушное лицо лекаря, покрытое сеткой морщин, засияло от радости и губы растянулись в широкой улыбке. — Скоро на свет появится маленький Химура.
— Маленький… Химура? — фиалковые глаза Кеншина стали больше от удивления. Ему казалось, что он ослышался.
— То есть, вы хотите сказать… — начала Каору, но смолкла.
— Ты беременна, моя милая, — выражение радости не сходило с лица доктора Дзенсая.
— Я беременна? Неужели? — не решалась Каору поверить услышанному.
— О, боги, — только и молвил объятый потрясением бывший хитокири, — ребёнок… наш… ты и представить себе не можешь, каким счастливым сделала меня! — вырвалось у Кеншина восклицание, столь ясно говорившее о его счастье. Обычно Химура был сдержан в проявлении эмоций. Но в этот раз былая выдержка изменила ему. Обеими руками он обхватил лицо Каору, трепетно касаясь губами её губ, закрытых век, щёк и кончика носа. — Я и помыслить не смел, что когда-нибудь буду так счастлив, как сейчас!
— Кеншин, мой ненаглядный, — Каору перебралась на колени супруга и обвила руками его шею, поцеловав крестообразный шрам на щеке.
— Яхико, Судзуми, Аямэ, — Кеншин бросил взгляд на сёдзи, поглаживая жену по голове и спине, — можете выходить. Всё равно я знаю, что вы подслушивали.
Смущённые подросток и две малышки переступили порог, состроив самые невинные выражения лиц, на какие только были способны.
— Я должна была догадаться раньше, что вы греете уши поблизости, — шутя отчитывала Каору девочек и своего ученика. — Как вам троим не стыдно…
— Каору, так это правда, что у тебя и Кеншина будет ребёнок? — горели интересом и восторгом карие глаза Яхико.
— Правда, Яхико, — Химура улыбнулся своему юному другу.
— Рад вас поздравить! Если это будет мальчик, я научу его драться на мечах… — замечтался мальчишка.
— А если родится девочка? — подала голос Аямэ.
— Мы научим её плести бусы и браслеты, — Судзуми приобняла сестрёнку.
— Да где ей пригодится плетение украшений? — юный ученик додзё Камия фыркнул. — А вот Камия Кашшин или Хитен Мицуруги — другое дело! — Яхико с важным видом скрестил руки на груди.
Супруги Химура не могли удержаться от лёгкого смешка.
— Ребёнок ещё даже не родился, а вы уже распланировали, чему будете его учить, — Кенси по-доброму усмехнулся.
Каору, пригревшись в объятиях мужа, счастливо улыбалась, обводя взглядом всю собравшуюся в комнате компанию. Взор её застилали слёзы умиления и радости, и из-за них ей всё виделось расплывчато.
Те ночи, полные страстной любви и нежности, проводимые Кенси и Каору вдвоём, не прошли для них бесследно. Под сердцем у неё зародилась новая жизнь, их будущий ребёнок, бесценный дар для них обоих.
-
-
29.12.2018 в 13:22ficbook.net/readfic/3608292
Направленность: Гет
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Юми/Шишио, Макото Шишио, Юми Комагата
Рейтинг: PG-13
Жанры: Романтика, Ангст, POV
Предупреждения: Смерть основного персонажа, OOC
Размер: Драббл, 1 страница
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Юми всегда преданно любила Шишио, даже погибая от его руки. Её мысли перед смертью.
Посвящение:
Посвящаю это прекрасному автору Боевая Бабушка
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Надеюсь, я не накосячила
POV. Юми
Тёмно-алая кровь сочится из ран от меча на моей спине и груди. Я больше не ощущаю боли, только чувствую, как холодеет дюйм за дюймом моё тело. Этот холод добирается до сердца и мозга, и кажется, что они покрываются коркой льда. Твои руки такие горячие, сильные…
Наверно, память о жаре и нежности твоих рук будет последним, что я унесу с собой в мир мёртвых. Дышать становится всё труднее, и я судорожно цепляюсь за тебя руками, жадно ловя онемевшим ртом воздух, которого мне всё больше не хватает.
Создаётся ощущение, будто огромная железная рука сдавливает лёгкие. Из последних сил я стараюсь не закрывать глаза, чтобы перед ними подольше был твой образ, который я тоже унесу с собой в Ад. Смерть совсем рядом, я чувствую её приближение, скоро она приберёт меня к рукам, и я покину этот мир. Но я не сильно сожалею об этом. Пусть я умираю, но умираю счастливой, потому что смогла оказаться полезной для тебя, Макото.
Помню, как завидовала Соджиро, Хенье, Каматари, Чоу и другим членам «Джуппон Гатаны», служащим тебе и выполняющим твою волю. На их фоне я представлялась себе такой никчёмной и бесполезной. Они отдали тебе на службу свои воинские умения и сражались за наше общее дело. Я же могла отдать тебе лишь свои нерастраченные любовь и верность, тепло, ласку, заботу и нежность, смазывать целебными мазями твои многочисленные ожоги и делать перевязки.
Моя жизнь никогда не баловала меня радостями. Я родилась в простой и бедной крестьянской семье, где помимо меня были ещё четверо братьев и сестёр. Мои родители тяжело работали и едва сводили концы с концами, чтобы прокормить себя и всех нас. Денег катастрофически не хватало, и дошло до того, что мои отец с матерью покупали на рынке продукты в долг, но подобное не могло длиться вечно. Торговцы на рынке вскоре отказались отпускать нам продукты в долг и требовали деньги за отпущенный им ранее товар. В возрасте десяти лет родители продали меня в «весёлый дом» эдоского квартала Ёсивара.
Ты — единственное светлое и лучшее, что было у меня, мой возлюбленный, мой Шишио.
Увы, мне не суждено увидеть, как ты свергнешь правительство Мэйдзи и встанешь во главе Японии, чтобы сделать нашу державу по-настоящему сильной. Мне не суждено узнать, чем окончится твой бой с Химурой. Я могу лишь верить в тебя и всей душой желать, чтобы ты выжил. Пусть меня скоро не станет и дух мой покинет бренное тело, но моя любовь будет с тобой. Навсегда.
Примечание к части
Taku Iwasaki – The Will -Pf Solo Version - музыка, передающая настроение фанфика.
-
-
29.12.2018 в 13:23ficbook.net/readfic/3597815
Направленность: Джен
Автор: Фьора Тинувиэль (ficbook.net/authors/165630)
Фэндом: Rurouni Kenshin
Пейринг или персонажи: Мисао/Аоши, Аоши Шиномори, Мисао Макимачи
Рейтинг: G
Жанры: Романтика, Ангст, Hurt/comfort
Предупреждения: OOC, Элементы гета
Размер: Мини, 2 страницы
Кол-во частей: 1
Статус: закончен
Описание:
Уже несколько ночей Аоши мучают кошмары - каждый раз во сне он видит гибель своих друзей, пожертвовавших своими жизнями, чтобы спасти его. Но есть такой человек, который всегда будет рядом и поддерживать, что бы ни случилось.
Посвящение:
Моим дорогим читателям, кому же ещё? Няши мои, я люблю вас
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Примечания автора:
Надеюсь, ООСище вышло не такое сильное
Чёрной дланью ночь накрыла город Киото. Фонари не зажигали, поэтому лишь россыпь звёзд и полная луна, струящие холодное сияние, освещали улицы. Ночь была тихой, прохладной, наполненной свежими запахами весны и безмятежностью, которую не нарушали даже голоса ночных птиц.
Но для Аоши Шиномори эта ночь выдалась неспокойной. Глава Онивабан-сю метался во сне по футону, на котором спал, судорожно сжимая тонкими, огрубевшими от обращения с мечом, пальцами одеяло. Длинная чёлка чёрных волос, закрывающая глаза, липла к вспотевшему лбу. На ранках на тонких губах Аоши, искусанных им, запеклись капли крови.
То и дело из его пересохшего рта вырывались проклятия в адрес Такеды Канрю. Грязный выродок, сучье отродье и мерзкий ублюдок — вот самые мягкие выражения, в каких он отзывался об убийце своих лучших воинов и друзей, которых он считал своей семьёй наравне с Окиной и Мисао.
Хання, Сикидзё, Бэсими, Хёттоко — все они погибли под выстрелами пулемёта Такеды, защищая Аоши, оставшись верными своему командиру и благодетелю до конца. Даже в минуты смертельной опасности.
Аоши выкрикивал имена дорогой его сердцу погибшей четвёрки и умолял их о прощении за то, что не смог уберечь. Будь у него возможность, он без сожалений пожертвовал бы половину отпущенных ему лет жизни, чтобы воскресить их из мёртвых. Многие считали этих четверых чудовищами, но лишь Аоши увидел в них людей, у которых тоже есть чувства. Они не единожды сражались плечом к плечу и вытаскивали друг друга из передряг. Уже пятую ночь ему снится один и тот же сон: особняк Такеды, пулемётные залпы и простреленные тела его друзей — Ханньи, Бэсими, Хёттоко и Сикидзё, пролившаяся на пол кровь. Каждый раз после таких сновидений Аоши просыпался от своих же криков и в холодном поту, как было и сейчас. Из его груди вырвался крик, а сам он подскочил на своём ложе, тяжело дыша и глядя прямо перед собой в одну точку.
— Аоши-сама, с тобой всё хорошо? — в его комнату буквально влетела растрёпанная ото сна Мисао, в одном дзюбане и босая. Она приблизилась к Аоши и присела рядом с ним, взяв за руку.
— Опять эти сны, — пробормотал Шиномори, утерев пот со лба. — Уже которую ночь…
— Я понимаю тебя. Всё не можешь простить себе гибели наших друзей? — Мисао погладила любимого по плечу. Воспоминания о павших друзьях, к которым Мисао относилась как к родным, отзывались в её душе тупой болью, и поэтому она старалась поменьше думать о них. Слишком мучительным было для неё это даже спустя столько времени.
Аоши кивнул, спрятав лицо в ладонях.
— Пожалуй, сделаю тебе чай, — поднявшись с пола, Мисао ушла.
Мужчина остался один в своей тёмной комнате. Но в одиночестве он пребывал недолго — его уединение нарушила вернувшаяся с чашкой мятного чая Мисао.
— А вот и я, — девушка, подойдя к футону, села на его край и протянула ароматно пахнущую чашку Аоши, которую он взял, грея о неё руки. — Только пей потихоньку — чай горячий, — предупредила его Макимачи.
— Спасибо, Мисао, — Аоши припал губами к кружке, делая маленькие глотки. Горячая жидкость воспламеняла кровь в жилах и приятно согревала нутро. Молодой человек постепенно опустошал чашку.
Всё то время, что он пил чай, Мисао смотрела на него полными робкой нежности глазами, радуясь тому, что она рядом с ним.
"Как морская гладь в ясную погоду", — подумал Аоши о глазах своей подопечной, поставив пустую чашку на пол.
— Аоши, ты всегда помогал мне и поддерживал меня, когда я была мала. Но я больше не дитя, — тон Мисао был серьёзен, — я хочу, чтобы ты знал… если тебе будет нужна помощь и поддержка, ты всегда можешь на меня положиться.
— Я благодарен тебе, Мисао, — как бы воин ни старался, но ему не удалось скрыть то, как его тронули слова девушки — зелёные глаза Аоши лучились теплотой. — А теперь иди к себе, недостаток сна скажется на твоём здоровье.
— Нет, Аоши, — мягко возразила Мисао, устроившись рядом с опекуном на футоне и обняв его. — Я всегда буду рядом.